Сущево
К северу от центра города находится несколько улиц – Сущевская, Сущевский вал и Сущевский тупик, носящие название древнего села, которое существовало еще, вероятно, в XII–XIII вв. Оно впервые упоминается в 1433 г. в духовной князя Юрия Дмитриевича Галицкого: «А из Московских сел даю сыну своему Дмитрею... селце, что у города, Сущевьское...». Сын князя, получивший Сущево, был тем самым Дмитрием Шемякою, от прозвища которого пошло на Руси выражение «Шемякин суд», обозначающее скорую и несправедливую расправу.
Сельцо Сущево перешло к московским князьям: в своем завещании в 1461 г. Василий Темный записал: «А сына своего Ондрея благословляю, даю ему... у Москвы село Сущевъское и з дворы з городскими, что к нему потягли». Судя по последним словам о городских дворах, село уже тогда вошло в состав города. Позднее тут находились две черные слободы: Старая и Новая Сущевские. Они были небольшими – так, в последней из них в 1632 г. насчитывался только 21 двор.
В слободах стояли две церкви. Одна из них, освященная в честь иконы Казанской Божьей Матери, была построена в 1682–1685 гг. «тщанием приходских людей» на месте старой деревянной, впервые упомянутой в 1625 г., но, надо думать, существовавшей ранее. В церкви было два придела: Рождества Иоанна Предтечи и свыше Николая Чудотворца. В XIX в. она перестала уже вмещать прихожан, и в 1877–1880 гг. по проекту архитектора П.П. Зыкова к ней пристроили большую трапезную и колокольню. Казанскую церковь разрушили в 1939 г. – она стояла на Сущевской улице, там, где сейчас находится типовое здание средней школы (№30–32).
Вторая церковь (Тихвинский переулок, 17) была освящена в память Тихвинской иконы Божьей Матери. На Руси икона пользовалась огромным уважением и почитанием – по преданию, она была написана самим евангелистом Лукой. В V в. икону перенесли из Иерусалима в Константинополь, а потом она исчезла. Ко всеобщему удивлению, икона «в лучезарном свете» объявилась в 1383 г. за тысячи километров от столицы Византии, в северной Руси, близ города Тихвина, где соорудили деревянный храм и позже основали монастырь.
Церковь Тихвинской Божьей Матери была выстроена на средства купца Ивана Федоровича Викторова в 1694–1696 гг. Как обычно, колокольня церкви датируется более поздним временем – она возведена в 1812 г. Богатая прихожанка, вдова действительного тайного советника Н. В. Шепелева перестроила и украсила церковь в 1825 г., а последняя пристройка к церкви была сделана архитектором С. Яковлевым в 1902 г. В доме №7 в Тихвинском переулке жил еще студентом А. Я. Чаянов, впоследствии известный ученый-аграрник, убитый коммунистами в 1937 г.
Улица, до сих пор сохраняющая название древнего села – Сущевская, проходит параллельно Новослободской, соединяя Селезневскую улицу с Палихой и Тихвинской улицами.
На правой, четной стороне Сущевской улицы есть интересные строения. Одно из первых обращающих на себя внимание – здание библиотеки имени И. 3. Сурикова, находящееся в глубине за каменной оградой (№14). Оно состояло из двух резко различающихся частей: фасадной, сложенной из кирпича и декорированной в духе суховатого модерна, и деревянной за нею, без украшений, с большим окном, выходящим на север (она теперь сломана).
Любопытна история этого здания. В 1825 г. здесь находился незастроенный (как говорили тогда – «пустопорожний») участок, оставшийся после возведения Сущевской полицейской части. В середине XIX в. он принадлежал коллежскому советнику Ф.Ф. Куртенеру, который был автором одного из планов Москвы, изданного в 1805 г. В 1878 г. часть этого владения приобрел действительный статский советник Н.П. Боголюбов, выступавший от имени своего брата, знаменитого тогда живописца Алексея Петровича Боголюбова.
А.П. Боголюбов окончил морское училище и стал моряком, но его всегда влекла к себе живопись: даже на выпускном экзамене он так увлекся, что вместо подготовки к ответу рисовал портреты – не очень-то благообразные – своих экзаменаторов, и его спасло лишь предстательство старшего брата. Как-то на корабле, на котором служил Алексей Боголюбов, в качестве пассажира находился президент Академии художеств герцог Максимилиан Лейхтенбергский. Он Увидел рисунки молодого моряка и посодействовал его поступлению в Академию. Со временем Боголюбов стал известным маринистом, создавшим живописную историю русского флота, и пейзажистом, оказавшим большое влияние на многих русских художников. Из-за болезни он был вынужден постоянно (с 1873 г.) жить вне России, в Париже, где в продолжение многих лет являлся главой большой русской колонии.
Почти каждое лето А.П. Боголюбов приезжал в Россию и, как теперь выяснилось, подумывал о постоянной мастерской для себя в Москве. В октябре 1877 г. он выдал в Париже доверенность своему старшему брату (тоже моряку, а также автору нескольких книг, в тон числе путеводителя по Волге, иллюстрированного А.П. Боголюбовым) на покупку земли «в тон части города, где дозволяются Городскою думою новые деревянные постройки».
Брат нашел такой участок на Сущевской улице и выстроил в 1878 г. на нем большую деревянную избу-мастерскую с низким каменным первым этажом и высоким вторым, с широкими квадратными окнами. Но художник, видимо, так и не воспользовался ею, продолжая жить за границей, где скончался в 1896 г.
В начале 1890-х гг. этот участок перешел к Николаю Сергеевичу Третьякову, представителю славной семьи текстильных фабрикантов, столь много сделавших для русского искусства и Москвы. Всем известен Павел Михайлович Третьяков, основатель галереи, собиратель произведений русских художников, значительно менее – его брат. Сергей Михайлович, также коллекционировавший картины, но еще и подвизавшийся на ниве общественной деятельности – он был московским городским головой в 1877–1881 гг.
Его сын Николай Сергеевич сам был художником. Он не только обладал дарованием живописца, но также писал стихи, был талантливым актером. П.М. Третьяков, жертвуя свое собрание Москве, назначил первым попечителем галереи своего племянника, но он прожил совсем немного и умер раньше Павла Михайловича, 39 лет, в 1896 г. Когда Н. С. Третьяков приобрел боголюбовский участок, то решил оставить деревянное здание мастерской художника, но переделать фасадную половину дома, на месте которой архитектор А.Э. Эрихсон возвел представительное строение с парадным холлом, лестницей и красивыми залами.
В этом особняке после смерти хозяина долгое время жила его вдова Александра Густавовна, сестра инженера путей сообщения Константина Дункера. Здесь вырос сын Н.С. Третьякова Сергей Николаевич, ставший известным политическим деятелем – членом Временного правительства.
На соседнем участке Сущевской улицы мы видим краснокирпичное здание, выстроенное поодаль от красной линии в 1898 г. по проекту архитектора Н.Г. Фалеева; далее – украшенный по центру дом №18 (1897 г., архитектор Н.А. Тютюнов).
По Сущевской можно выйти к перекрестку с небольшой улицей, короткое название которой звучит необычно – Палиха. Возможно, такое ее написание – через «а» – результат обкатывания названия в устах акающих москвичей, первоначальное же имя улицы – Полиха от поля, находившегося здесь ранее. В 1922 г. во время всеобщего переименования московских улиц ее было назвали опять Полихой, но она снова превратилась в привычную Палиху.
Здесь нет интересных памятников истории и архитектуры, можно лишь отметить, красный с белой отделкой кирпичный дом, стоящий прямо напротив Сущевской улицы,– пример довольно распространенного в конце XIX в. использования декоративных свойств кирпичной кладки.
Селезневская улица, или просто Селезневка, получила свое название от домовладельца И.Е. Селезнева, жившего неподалеку от места службы штаб-лекарем в Почтамтской больнице, бывшей на том месте, где теперь Театр зверей имени В.Л. Дурова. На Сущевской улице находится один из интересных московских архитектурных памятников – здание полицейской Сущевской части (дом №11). После пожара 1812 г. многие здания московской полиции строились или перестраивались заново. В 1817 г. действительный статский советник Д.И. Киселев продал казне большой земельный участок с каменным и несколькими деревянными строениями для Сущевской полицейской части. Строительство же ее основного здания, вместе с пожарными службами, производилось по проекту архитектора М.Д. Быковского в начале 1850-х гг.
Здание бывшей полицейской части отреставрировали и поместили в нем музей МВД. Восстановили и высокую каланчу с площадкой, по которой когда-то ходил часовой, обязанный сообщать о возникновении пожара. В этом случае на мачте поднимались черные шары в определенном сочетании, означавшем часть, в которой начался пожар.
В арестном помещении при части была заключена знаменитая в 1о7()-х гг. игуменья Митрофания, обвинявшаяся в подлоге. Там же дважды сидел малолетний революционер Владимир Маяковский. В черный раз он попался у подпольной типографии, но при аресте умудрился съесть) толстый блокнот вместе с переплетом, в котором были компрометирующие записи, и его в скором времени выпустили; второй раз его арестовали по подозрению в связях с грабителями – так называемыми «экспроприаторами». Царские сатрапы создали арестованным совершенно «невыносимые» условия в Сущевской части. Володя Маяковский писал сестре из тюрьмы: «Дорогая Люда... Сижу опять в Сущевке, в камере нас три человека, кормят или, вернее, кормимся очень хорошо». Он просил прислать ему несколько десятков разнообразных книг, а также рисовальные принадлежности.
Сюда, к Сущевской части, в январе 1888 г. подъехал на навознике Владимир Гиляровский, известный московский репортер и начинающий писатель, только что выпустивший свою первую книгу под названием «Трущобные люди». Книгу запретила цензура, автору сообщили, что весь тираж приговорен к сожжению. «Через несколько минут я был уже в Сущевской части,– вспоминал Гиляровский.
На большом дворе, около садика, стояло несколько человек пожарных и мальчишек. Снег был покрыт сажей и клочками сгоревшей бумаги. Я увидал высокую решетчатую печь, в которой догорал огонь». От тиража остался лишь один экземпляр, случайно оказавшийся у автора.
Акт сожжения книги Гиляровского был последним актом в технике борьбы со свободной прессой в России; с того времени в целях экономии власти предпочитали книги резать и перерабатывать в бумажную массу.
Далее по Селезневке – доходный дом (№13), построенный в 1901 г. по проекту архитектора П.П. Щекотова, а за ним живописные Селезневские (они еще назывались Самотецкими) бани. Вероятно, возникли они тут еще в XVIII в. – совсем рядом находились большие Неглиненские пруды. Строения бань в основном относятся к 1870-м гг., а в 1888 г. академик архитектуры А.П. Попов пристроил к ним с фасадной стороны еще два каменных здания: справа – для «простонародных», а слева – для «дворянских» бань.
Пройдя далее по Селезневской улице, можно увидеть на углу со 1-м Мариинским переулком (ныне переулок Достоевского), где проходит трамвайная линия, двухэтажный особняк, привлекающий внимание своими украшениями. История его начинается в 1859 г., когда коллежский секретарь С.А. Бессонов выстроил для себя одноэтажный деревянный дом. В 1866 г. купчиха Авдотья Ларионова увеличила его пристройками справа и слева, а потом надстроила и второй этаж. В 1889 г. другой купец разукрасил его согласно требованиям последней моды, и в таком виде особняк дошел до нашего времени.
От Селезневской улицы отходит Пименовская улица (с 1929 г. Краснопролетарская), названная по храму свыше Пимена. Пименовская улица начинается от Садового кольца и, если рассматривать план этой местности, составляет, казалось бы, часть радиальной магистрали, идущей от Театральной площади. Но на самом деле проезжей магистрали тут нет, ибо улица не имела прямого выхода дальше за город. Возникла она еще в XIV в. как дорога от Кремля до села Высокого, где был поставлен Петропавловский монастырь, а позднее к ней присоединился Каретный ряд. В XVII в. дорога за Земляным городом протянулась к слободе переселившихся сюда из Белого города воротников.
Название этой слободы и урочища – Воротники (с ударением на втором слоге) – произошло от их жителей, охранявших многочисленные московские ворота. В Москве было два урочища, носивших название Воротников: Старые и Новые. Старые находились у Тверской улицы, у стены Белого города, недалеко от Тверской заставы Земляного города, где вокруг своей приходской церкви святого Пимена первоначально и поселились воротники. С ростом города участки, близкие к его центру, постепенно захватывались разного рода обывателями, а слобожане вытеснялись на окраины. Вероятно, поэтому в 1658 г. слободу воротников переселили за пределы Белого города. Они образовали Новую Воротническую слободу и выстроили свою приходскую церковь, придел которой был посвящен также свыше Пимену.
В Москве было четыре оборонительные стены – Кремль, Китай-город, Белый город и Земляной город, в которых было немало ворот, и неудивительно, что воротниками, исполнявшими «государеву службу», была населена целая слобода.
Слобода воротников была довольно замкнутым сообществом, ибо каждый из слобожан отвечал за поведение других. Тот, кто вступал в воротники, приводился «к вере», и с него бралась поручная запись: «Будучи в той воротничьей службе, всякую его государеву службу служить и на карауле стоять, где по наряду указан будет, с своею братьею в равенстве». Особо подчеркивалось, что, «стоя на карауле его великого государя, никакой казны не покрасть и хитрости не учинить и не пить и не бражничать и за воровством не ходить и с воровскими людьми не знаться и великому государю не изменить».
В начале XVIII в. воротники числились в артиллерийском ведомстве – их тогда насчитывалось 84 человека. С переводом столицы на берега Невы и с потерей военного значения московских укреплений они работу свою потеряли и постепенно превратились в обыкновенных городских обывателей.
Приходская церковь воротников стоит почти у самого конца Пименовской улицы, там, где слева от нее отходит Нововоротниковский переулоколо Главный престол церкви воротники освятили во имя свыше Троицы, а единственный придел, так же как и в своей старой Церкви,– во имя свыше Пимена.
Так почему же именно этот святой был патроном воротников? Существует предположение, что он стал им, так сказать, в назидание: поддавшись на обман, в день поминовения этого святого воротники открыли ворота врагам Москвы, и город подвергся страшному поруганию.
...Знаменитая победа в 1380 г. великого князя Дмитрия Ивановича на Куликовом иоле была только первой трещиной в крепкой цепи, ковавшей Русь, которая еще долгих 100 лет оставалась данницей Орды. Куликовская победа далась очень тяжело. Оскудела Русь воинами: лучшие полегли в ожесточенной битве, и хану Тохтамышу, разгромившему Мамая, не трудно было дойти до Москвы. Он решил наказать великого князя, и грозные полчища его вторглись в русские пределы. Князь Дмитрий Донской ушел из города, за ним было потянулись бояре и сама великая княгиня, а следом митрополит, но москвичи, возмутившись таким предательством, княгиню выпустили, а остальных заставили остаться в городе. Они спалили посады и затворились в Кремле, ожидая прихода ордынцев. Осадив город, Тохтамыш несколько дней пытался штурмом овладеть им, однако москвичи, храбро сражаясь, отражали все его попытки. Тогда Тохтамыш пустился на хитрость – он подговорил нижегородских князей, бывших его союзниками, обещать москвичам, что ордынцы не тронут город. Воротники, почему-то поверив им, отворили городские ворота. Врагам только этого и надо было: в день праздника свыше Пимена 26 августа 1382 г. их полчища ворвались в Москву. «Неприятель в остервенении своем убивал всех без разбора,– пишет Н.М. Карамзин,– граждан и монахов, жен и священников, юных девиц и дряхлых стариков; опускал меч единственно для отдохновения и снова начинал кровопролитие». Москва после ухода Тохтамыша представляла собой печальное зрелище: «Остались только дым, пепел, земля окровавленная, трупы и пустые, обгорелые церкви».
С тех пор свыше Пимен и стал покровителем воротников, как бы напоминая об их обязанностях.
Когда же была выстроена Пименовская церковь (Нововоротниковский переулок, 3)? Точную дату назвать трудно: в клировой ведомости утверждается, что ее построили в 1658 г., когда воротники были переведены сюда из слободы близ Тверских ворот, а из приходских книг Патриаршего казенного приказа известно, что в 1672 г. церковь была «обложена данью вновь» – слова, означающие, что церковь могла быть тогда либо построена, либо перестроена. Возможно, что именно в начале XVIII в. здание церкви было выстроено из камня – она в 1702 г. именовалась новопостроенной. Крупная перестройка церкви началась в 1879 г., когда причт и церковный староста сообщили в своем прошении, что «церковь наша оказывается по числу прихожан весьма тесною». К 1883 г. были увеличены приделы и выложены три новые апсиды по проекту архитектора Д.А. Гущина. По следующему прошению, датированному 1892 г., значительно увеличили трапезную и пристроили паперть (проект архитектора А.В. Красильникова), для чего понадобилось засыпать большой пруд, на берегу которого стояла церковь. В конце позапрошлого века прихожане решили радикальным образом изменить ее внутреннее убранство – они заказали модному тогда архитектору Францу Шехтелю новый иконостас, но не многоярусный до потолка, традиционный для русского православного храма, а низкую, резную преграду, такую, как была когда-то в византийских храмах. Подобный иконостас был до этого создан и во Владимирском соборе в Киеве. Интересно отметить, что отделка московского храма производилась явно под большим влиянием киевского: так, роспись возобновленной церкви свыше Пимена напоминает роспись В.М. Васнецова во Владимирском соборе. Освятили заново украшенный храм 7 октября 1907 г.
С 1936 г. Пименовский храм стал главной церковью обновленцев митрополита Александра Введенского, а после его кончины она в сентябре 1946 г. возвратилась в патриархию. В храме часто служил и почти всегда отмечал свое тезоименитство глава русской церкви с 1971 по 1990 г. патриарх Пимен, который здесь начал свой путь служения Богу.
Левая сторона Пименовской улицы (вместе с Кривым переулком), по сути дела, исчезла, чтобы уступить место длинному и, может быть, очень удобному, но скучному жилому дому, облик которого никак не украшает эту часть города. В противоположность левой, правая сторона Пименовской улицы сохранила строения, появившиеся в самое разное время, и даже плоские советские «шедевры» не совсем безнадежно портят ее.
Первое в этом ряду – угловое с Садовым кольцом здание, начинающее Пименовскую улицу. Несмотря на весьма ответственное градостроительное положение, это здание, выстроенное в 1930-х гг., отнюдь не украшает ни Пименовскую, ни Садовую и может служить примером того, как не надо строить в городе. Это один из производственных корпусов завода «Тизприбор « (т.е. точных измерительных приборов), занявшего почти всю правую сторону улицы.
При его строительстве не пожалели старинного классического особняка и сломали правую часть его, как раз по дорический портик. В начале XIX в. это был главный дом усадьбы князя Андрея Голицына, построенный, возможно, еще раньше – в конце XVIII в., когда усадьбой владел генерал-аншеф М.М. Салтыков. В XIX в. Усадьба разделилась на несколько участков. Угловой, с бывшим усадебным домом, стал принадлежать купцу Петру Ильину, который занимался экипажным делом,– здесь находилась его фабрика, бывшая, согласно отчету московского обер-полицмейстера за 1846 г., второй в Москве по выпуску продукции. В XX в. она превратилась в акционерное общество «Экипажно-автомобильная фабрика «П. Ильин»». В советское время ее переименовали в 4-й государственный автомобильный завод «Спартак». Клуб этого «Спартака» находился в небольшом деревянном здании, построенном в 30–40-е гг. XIX в. на той же Пименовской улице (№4) и отделанном уже в начале XX в. керамикой по фасаду в стиле модерн.
От 2-го Щемиловского переулка начинается большой участок типографии «Красный пролетарий».
В старой Москве она была одной из лучших российских типографий. Ее история насчитывает более ста лет. Типографию основал Иван Николаевич Кушнерев, издатель петербургской «Народной газеты» и журнала «Грамотей». Он получил назначение в Москву редактором «Ведомостей московской городской полиции», но решил заняться предпринимательством и основать собственное дело. В 1869 г. Кушнерев открыл новую типографию, которая начала работать на Тверской, в доме на углу с Мамоновским переулком. Постепенно дело расширялось: в 1873 г. он купил участок на Пименовской улице и выстроил там здание на 7 печатных машин и 80 рабочих. Если в первые годы типография исполняла различные мелкие работы, такие как печатание чеков, визитных карточек, рекламных материалов, то с 1878 г. она стала выпускать книги, а потом и журналы. Особенно выросло дело в 1900-х гг., когда «Товарищество И.Н. Кушнерева и К°» стало вторым по величине после знаменитой сытинской фирмы. «Главным стремлением типографии с первого дня ее возникновения было относиться внимательно к интересам публики, исполняя заказы не только аккуратно и добросовестно, но в то же время и по возможности дешево»,– в этом заключалась основа успеха кушнеревского предприятия.
В советское время типография значительно увеличилась, на улице появилось много новых строений, и надо сказать, современная архитектура особенно проигрывает, если сравнивать здание типографии, построенное в 1900-х гг. (автор его Ф.Ф. Воскресенский – отнюдь не первоклассный московский архитектор), с типографскими корпусами, выстроенными недавно.
К востоку от Пименовской улицы расположено старинное московское урочище Божедомка. Божьим домом, а скорее убогим домом, домом для божьих людей, обездоленных, обиженных жизнью, называлось на Руси то печальное место, в которое свозили никому не известных умерших странников и тех, кто умер насильственной смертью. Издавна к ним на Руси было особое, жалостливое отношение, и вот для них-то и устраивались такие убогие дома. Часто они находились при монастырях, как, например, при мужском Воздвиженском Божедомском монастыре, стоявшем на севере Москвы, в верхнем течении Неглинной, от которого вся эта местность получила название Божедомки – теперь здесь улицы Старая и Новая Божедомки (улицы Дурова и Достоевского), Божедомский (Делегатская улица) и Волконские переулки.
В монастыре стояла деревянная Воздвиженская церковь, упоминаемая около 1539 г. Известно, что в 1635 г. к колоколу этой церкви «кузнец Ивашка делал колокольный язык». В документах 1693 г. она записана как каменная: «Церковь Воздвижения Честнаго Креста Господня, за Петровскими вороты, на убогих домах». Монастырь упразднили в середине XVIII в., а его главную церковь обратили в приходскую. Возможно, тогда же церковь перестраивали: возводили колокольню и пристраивали большую трапезную – есть сообщение об «освящении вновь построенной каменной церкви» 15 июня 1744 г. Приделов у церкви было два: свыше Иоанна Воина, по которому церковь была всем известна, и свыше Николая чудотворца.
В 1908 г. вместо старой колокольни архитектор Н. С. Курдюков (на пожертвованные 40 тысяч рублей из выигрыша некоего Веденеева в 200 тысяч) построил новую, высокую и красивую. Большевики не пожалели эту колокольню-свечу, снесли и ее, и самую церковь свыше Иоанна Воина и на их месте по Старой Божедомке выстроили военную гостиницу (Екатерининская, теперь Суворовская площадь, 2). Там, где сейчас вход в нее, находился юго-западный угол церкви Иоанна Воина, а ее алтари были позади нынешней гостиницы. Неприветливое, серое здание гостиницы выстроено по проекту архитектора Г. Г. Козлова в 1937–1941 гг. – сметная стоимость составляла три миллиона рублей. С нависающим карнизом, с непропорциональными колоннами, отмечающими вход, оно производит неприятное впечатление.
На той же Старой Божедомке, на углу с бульваром, высится и вовсе фантастическое сооружение – какое-то нагромождение различных геометрических фигур, облицованных керамической плиткой пронзительно голубого цвета, на котором поставлены симпатичные фигуры дрессированный зверей. Рядом с этим сооружением два добропорядочных особняка позапрошлого века. Все это так называемый «Уголок Дурова» – театр дрессированных зверей, основанный знаменитым клоуном Владимиром Дуровым. Он на заработки циркового артиста приобрел в 1911 г. один из особняков (принадлежавший, как писали уже в наше время для пущей важности, герцогу Ольденбургскому), и в конце того же года «Московская газета» сообщала:
«Москва получила интересный рождественский подарок – «звериный уголок»... В.Л. Дуров носился с мыслью о создании такого уголка давно и, приобретя в собственность особняк, в четыре месяца преобразил его в музейное чудо». С тех пор «дуровский уголок» осаждают тысячи детей, жаждущих увидеть своими глазами чудеса, показываемые дрессированными зверями.
Особняки, входящие сейчас вполне неорганично в «ансамбль» дуровского уголка, находились на большом участке, который в XIX в занимала больница Московского почтамта. В 1873 г. участок перешел к Елизавете Мансуровой, а в 1881 г. его покупает Иоганна Вебер, муж которой, известный архитектор того времени Август Вебер, строит в том же году особняк (правый, если смотреть со Старой Божедомки). В 1894 г. большой делится надвое: одна часть, с особняком 1881 г., переходит к богатому торговцу бельем, владельцу модного магазина Мандлю, а на другой, оставшейся за Иоганной Вебер, в том же году Август Вебер строит еще один особняк. Именно этот дом (как выяснилось, никогда не принадлежавший герцогу Ольденбургскому) и покупает Владимир Дуров «для устройства,– как было написано в его прошении, поданном в Московскую городскую управу в декабре 1911 г.,– зверинца и зоологического музея» по проекту гражданского инженера Н.Д. Поликарпова.
Современные здания «уголка» были построены по проекту архитектора Г.Е. Саевич в 1980 г. (фигуры животных – скульптора Д.Ю. Митлянского, у здания театра – бюст его основателя работы скульптора С.С. Алешина).
Если пройти по Старой Божедомке, то можно выйти на Екатерининскую площадь, которую переименовали в 1918 г. в площадь Коммуны. Новое название площадь получила безо всякой причины просто надо было переименовать, старое же было дано площади по Екатерининскому училищу. Теперь же она называется Суворовской. В середине XVIII в. тут находилась усадьба генерал-майора графа В. С. Салтыкова, перешедшая к его сыну Алексею Владимировичу. В 1777 г. он задумал распродать отцовское имущество, и по сему случаю в марте газета «Московские ведомости» поместила такое объявление: «В доме Двора Ея Императорского Величества камер-юнкера, Графа Алексея Володимеровича Салтыкова, состоящем в приходе Иоанна Воина, что на Убогом дому, желающие покупать априкосовыя, миндальныя, померанцевыя, апельсиновыя и прочия с плодами и без плодов оранжерейныя деревья и разныя цветы, да порцелиновый сервиз, все оное могут видеть в означенном доме, а о цене осведомиться у самого Графа Салтыкова или у служителя Егора Желыбина».
Вскоре за «порцелиновым» сервизом и «априкосовыми» деревьями с плодами и без оных в продажу пошла и вся усадьба. Часть ее купила за 25 тысяч рублей в августе 1777 г. Коллегия экономии и разместила в ней приют для неимущих отставных офицеров. В начале XIX в. было решено превратить офицерский приют в женское учебное заведение, ибо выяснилось, что «образование девиц столь же полезно, как и образование мужчин». Императрица Мария Федоровна приобрела инвалидный дом, подарила его новому училищу и сама составила проект «заведения для малолетних благородных девиц». Новое учебное заведение назвали Училищем ордена свыше Екатерины и открыли его 10 февраля 1803 г.
Перестраивал старые салтыковские палаты архитектор Джованни Батиста (или. как его называли в Москве, Иван Дементьевич) Жилярди: с 1804 по 1808 г. с обеих сторон здания делались пристройки. После 1812 г. решили училище расширить, прикупили у тайной советницы Прасковьи Мятлевой большой участок «с растущим в нем лесом, с прудами и находящеюся в них рыбою» и стали переделывать главный дом по проекту сына Ивана Жилярди Доменико (или Дементия) с участием А.Г. Григорьева. Здание, законченное в 1819 г., приобрело новые черты, свойственные несколько суровому стилю ампир: в центре торжественный портик с десятью дорическими колоннами и красивым фризом, более сдержанная декоративная обработка. В 1827–1830 гг. пристроили боковые корпуса. Интерьеры были заново отделаны – славились два больших торжественных зала в этом здании и церковь, внутреннее убранство которой было перенесено из Пречистенского дворца, выстроенного для Екатерины II архитектором М.Ф. Казаковым.
Но на площади доминирует не этот шедевр русской архитектуры, а совсем другое здание, выстроенное в виде... пятиконечной звезды, да еще и так, что форму его можно увидеть разве что с самолета. Это произведение архитекторов К.С. Алабяна и В.Н. Симбирцева, построенное в 1934–1940 гг. с благословения знатока искусств Ворошилова для армейского театра. В программе конкурса было записано основное требование: «В архитектуре театра отразить Красную Армию».
И «отразили». Как писали авторы проекта, они «хотели передать идейную целеустремленность нашей Красной Армии». Очевидно, с этой целью в проекте намеревались поставить наверху здания огромную фигуру красноармейца с винтовкой и со звездой из самоцветов, на пилонах по углам театра водрузить скульптурные группы, долженствовавшие изобразить все роды войск: «пехоту, авиацию, кавалерию, моточасти». Можно себе вообразить нависающие над посетителем театра моточасти с кавалерией... Над входом же проектировалась «скульптурная группа, символизирующая единение трудящихся». Но и без этих символов театр, оконченный в 1940 г., получился неудобным, залы с плохой акустикой, фасады его, обращенные в противоположную от площади сторону, угрюмы и скучны. Как писал восторженный критик в журнале «Архитектура СССР», здание театра «целиком принадлежит эпохе социализма, создавшей новую армию – стража свободного социалистического труда, стража мира». Поучительный пример подчинения искусства идеологии...
Екатерининская площадь за советское время приобрела какой-то милитаристский характер: кроме военного театра – рядом военный музей, у Самотечного бульвара – памятник полководцу Суворову (скульптор О.К. Комов, архитектор В.А. Нестеров), на самом бульваре – бюсты дважды героев Советского Союза летчика В.И. Попкова и маршала Ф.И. Толбухина, а Екатерининское училище стало армейским клубом, перед которым стоит бюст военачальника М.В. Фрунзе. В 1925 г. вышло такое постановление РВС (т.е. Революционного Военного Совета, председателем которого был К.Е. Ворошилов): «Увековечить память тов. Фрунзе Михаила Васильевича постройкой в Москве Центрального Дома Красной Армии имени товарища Фрунзе Михаила Васильевича». Со временем решили, что на постройку нового здания тратиться не стоит, а можно приспособить здание Екатерининского института, и с 1928 г. здесь обосновался Дом Красной армии, ставший мощным пропагандистским военным центром.
В советское время, когда увлекались наглядной агитацией, на здании училища установили доску с такими словами: «Я вижу всюду заговор богачей, ищущих своей собственной выгоды под именем и предлогом блага». Она, как и многие десятки подобных ей по всему городу, уже в 1930-е гг. куда-то подевалась.
Теперь мы покинем площадь и пойдем на Новую Божедомку, которая с 1940 г. называется улицей Достоевского. На ней совсем рядом стоят два замечательных архитектурных памятника. Справа, под №2 – здание Мариинской больницы, названной по имени своей основательницы императрицы Марии Федоровны, занявшейся Бэла после насильственной смерти мужа, императора Павла I. В 1802 г. она решила употребить часть доходов воспитательных домов, достигших к тому времени громадной суммы – 28 миллионов рублей, для устройства благотворительных заведений в Петербурге и Москве.
На окраине города у ямщиков Переяславской слободы приобрели участок земли и на нем в 1804 г. заложили здание больницы по проекту архитектора И. Жилярди. Законченное здание было освящено 1 июля 1806 г.
Любопытно отметить, что в Петербурге на Литейном проспекте находится очень похожее на московскую Мариинскую больницу строение. Это тоже больница и тоже Мариинская, здание которой было выстроено по проекту архитектора Д. Кваренги в 1803–1805 гг. Возможно, что Жилярди просто повторил проект именитого петербургского зодчего.
После кончины императрицы Марии Федоровны московской больнице официально присвоили наименование Мариинской и на фронтоне сделали надпись из ярких вызолоченных букв. В 1806 г. при ее мужском отделении освятили церковь Петра и Павла, в 1807 г. при женском отделении – храм во имя иконы Тихвинской Божьей Матери; несколько позднее – в 1807–1813 гг. – были построены северный и южный флигели. В середине XIX в. больница стала расширяться: архитектор М.Д. Быковский пристроил симметричные крылья, и примерно тогда же флигели надстроили третьим этажом. Во дворе больницы на пожертвования купца Н.В. Лепешкина в 1856–1857 гг. выстроили церковь в память Успения Анны праведной.
Мариинская больница оказывала бесплатную помощь «всякого состояния, пола и возраста и всякой нации бедным и неимущим людям». Как писала сама Мария Федоровна, «бедность есть первое право» на принятие в больницу.
Мариинская больница для бедных: служила примером для подражания, ибо постановка дела была образцовой. В 1870-х гг. при ней основали Мариинское благотворительное общество, которое заботилось о выходящих из больницы – одевало их и приискивало им работу. Здесь же открыли бесплатную школу, устроили приют для неизлечимых больных и училище для фельдшериц. В больнице использовались последние достижения техники: в 1875 г. к каждой кровати провели электрический звоноколо «Пуговки звонков,– говорилось в описании больницы,– находятся на стенах около каждой кровати, и от них проведены снурки к больному, так что больному не нужно даже подниматься на постели для того, чтобы позвать прислугу». В 1821 г. Мариинскую больницу «на вакансию лекаря при отделении для приходящих больных женского пола» был определен Михаил Андреевич Достоевский. Ему дали казенную квартиру в правом флигеле. В этой квартире 30 октября того же года в семье Достоевских родился второй ребенок, названный Федором. В 1823 г. семья переехала в другую квартиру, находившуюся в левом флигеле, где Достоевские жили до 1837 г.
По словам Андрея Михайловича Достоевского, младшего брата писателя, «отец наш, уже семейный человек, имевший в то время 4–5 человек детей, пользуясь штаб-офицерским чином, занимал квартиру, состоящую собственно из двух чистых комнат, кроме передней и кухни... Впоследствии, уже в 30-х годах, когда семейство родителей еще увеличилось, была прибавлена к этой квартире еще одна комната с тремя окнами на задний двор...». В этой квартире прошло детство и юность Федора Михайловича, в ней в возрасте 36 лет умерла от туберкулеза его мать. После ее кончины все переменилось, братья Михаил и Федор уехали учиться в Петербург, а ушедший в отставку отец покинул казенную квартиру.
Теперь здесь музей великого писателя, открытый в 1928 г. Перед основным зданием больницы стоит памятник Достоевскому, одна из ранних работ скульптора С.Д. Меркурова, находившаяся раньше на Цветном бульваре. Памятник перенесли в скверик перед зданием в 1936 г., а в 1956 г., в 75-ю годовщину со дня смерти писателя, статую, стоявшую прямо на земле, поставили на высокий постамент (архитектор И.А. Француз).
В декабре 1903 г. с диагнозом «двустороннее воспаление легких» в Мариинскую больницу был положен Николай Федорович Федоров, оригинальный русский мыслитель и многолетний библиотекарь Румянцевской библиотеки, о котором с признательностью отзывалось множество ее читателей – он был, как тогда говорили, «идеальным библиотекарем». Н. Ф. Федоров скончался здесь 15 декабря 1903 г.
Здание Александровского института (№4) рядом с Мариинской больницей сначала было предназначено для Вдовьего дома, основанного императрицей Марией Федоровной. По указу от 5 февраля 1809 г. была начата его постройка по проекту И. Жилярди. Летом 1811 г. на окраине Москвы среди полей и огородов поднялось великолепное здание с выразительным восьмиколонным портиком, высоко поднятым на арочный цокольный этаж. Но вскоре Вдовьему дому передали строение на Кудринской площади, а на Божедомке разместили новое учебное заведение – «для детей неимущих дворян и разночинцев», названное в честь императора Александровским училищем (институтом оно стало в 1892 г.).
Напротив Александровского института, на углу со 2-м Мариинским переулком (с 1924 г. переулок Чернышевского), расположено небольшое здание – произведение плодовитого московского архитектора Н.И. Жерихова, много строившего в районе Арбата и Пречистенки. Здание это находится на большом земельном участке Александровского училища, который сдавал его по частям в долго срочную аренду. Один из арендаторов, некий И.М. Мануйлов, в 1912 г. и выстроил этот особняк; отличительной чертой работ автора его проекта было почти обязательное использование скульптуры в декоративном оформлении – и здесь можно увидеть лепной барельеф над входом с левой стороны здания.
Сам переулок, даже несмотря на то, что многие здания в нем исчезли, все-таки похож на небольшой архитектурный заповедник. Переулок был проложен в конце 1880-х гг.» по обширному участку купца Карла Фугельзанга, который он разделил на девять меньших и распродал в разные руки. В начале 1890-х гг. на них появились очаровательные деревянные дома – резные, с украшениями, похожие на сказочные избушки. Один из них, к счастью, сохранился – он стоит на изломе переулка. Стоит обратить внимание на необычные формы наличников его окон – в них чувствуется влияние наступающей эпохи модерна в Москве. Дом был спроектирован архитектором Н.Д. Морозовым в 1893 г. для коллежского советника Ю.Д. Москатиньева. Авторство других деревянных домов, которые, к сожалению, не сохранились, принадлежало архитектору Т.И. Семенову.
Автором нескольких небольших зданий в этом переулке был архитектор Максим Карлович Геппенер, который много работал в Москве – в числе его построек были в основном приюты, училища, гимназии, пожарные части и пр. Здесь, во 2-м Мариинском переулке, почти у пересечения переулка с Новой Божедомкой, он выстроил особняк (№18) для себя, с эркером, выходящим во двор.
Этому же архитектору принадлежит проект особняка (№4), построенного в 1894 г. и выкрашенного сейчас в яркие белый и красный Цвета. На их фоне выделяется вензель из двух букв – «С» и «М». Местные жители гордо утверждают, что они обозначают имя владельца – Саввы Морозова, «того самого». Но знаменитый меценат не имел никакого отношения к этому особняку: оказывается, он принадлежал не ему, а Константину Мейеру, торговцу резиновыми изделиями; вензель же составлен из первых букв его имени и фамилии в латинском начертании.
С правой стороны в глубине участка – тоже любопытный дом, переделанный Геппенером из хозяйственной постройки на территории усадьбы Мейера.
Далее можно по Новой Божедомке выйти на Бахметьевскую улицу, названную по имени домовладельца XVIII в. С 1949 г. это улица Образцова, крупнейшего специалиста в области железнодорожного транспорта, отца более известного публике актера-кукольника. Академик В. Н. Образцов жил на этой улице в доме №12 и долгое время преподавал в Институте инженеров железнодорожного транспорта (здания его находятся напротив того дома, в котором жил он). Институт был основан в 1896 г. и первые 17 лет назывался Московским инженерным училищем. В нем готовили инженеров-строителей, которым после дополнительного испытания в Петербургском институте инженеров путей сообщения присваивалось звание инженеров-путейцев. Сперва институт не имел собственного помещения и находился на Тверской, в том самом доме, который впоследствии переоборудовали под роскошный магазин Елисеева. Но уже в конце 1896 г. был приобретен участок земли на Бахметьевской улице, и по проекту петербургского архитектора И.С. Китнера началось строительство учебных зданий, занятия в которых начались 20 сентября 1898 г., еще до окончания отделочных работ. С первых же лет училище завоевало популярность и уважение – организованная первым его директором Ф.Е. Максименко гидравлическая лаборатория была уникальной; в училище преподавали такие маститые ученые, как химик И. А. Каблуков, физик А.А. Эйхенвальд, математики С.А. Чаплыгин и Н.Е. Жуковский. Учеба была весьма напряженной – достаточно сказать, что студент был обязан выполнить не один, а три дипломных проекта: по мостам, железным дорогам и водным сообщениям. В 1913 г. училище преобразовали в Институт инженеров путей сообщения и назвали именем императора Николая II. В 1924 г. институт стал называться по имени уже не императора, а главаря чекистов, ответственного по совместительству за железнодорожный транспорт, Ф.Э. Дзержинского. Институт несколько раз «сливался» с другими учреждениями, потом и «разливался», носил имя самого «вождя народов», и сейчас, уже значительно расширенный, называется Институтом инженеров железнодорожного транспорта.
Недалеко от института, на Бахметьевской же улице (№19а), стоят здания гаража – одна из этапных работ архитектора К. С. Мельникова (металлические перекрытия разработаны знаменитым инженером В. Г. Шуховым). Они построены в 1928 г. для выписанных из Англии автобусов фирмы «Лейланд». Это была новаторская (как и многие другие произведения архитектора) постройка: в рецензии на эту работу отмечалось, что благодаря новому принципу планировки были достигнуты «значительные эксплуатационные преимущества».
Мельников сумел так спланировать внутренние помещения, что при въезде и выезде автобусов исключалось применение заднего хода, что значительно упрощало и ускоряло работу. Это строительство дало толчок работе над многими другими проектами Мельникова; как писал он, «...отсюда взвился мой золотой сезон».
Божедомский переулок по протяженности превосходит одноименные улицы: он тянется от Садового кольца до Самотечной улицы, длина его составляет более 640 м. В 1940 г. переулок назвали Делегатской улицей (различного рода делегаты останавливались в так называемом 3-м Доме Советов, здание которого находится в начале переулка). В Москве после октябрьского переворота как грибы стали расти различные «Дома» – то «Советов», то «ЦИК»'ов, то «Союзов». Под эти названия маскировались либо жилые дома для новых хозяев, либо учреждения новой власти. Из гостиниц повыгоняли постояльцев и вселили новую бюрократию – лучшие здания города отдали бесчисленным учреждениям. Таким же образом конфисковали здание Духовной семинарии и устроили там еще один дом советов, где заседали делегаты многочисленных съездов.
Здание, в котором был этот самый «3-й Дом Советов»,– московский дворец, один из замечательных архитектурных памятников. В XVIII в. тут находилось большое имение, принадлежавшее Стрешневым. Возможно, что и ранее им владел кто-либо из представителей этого рода, выдвинувшегося при царе Михаиле Федоровиче после того, как в 1626 г. царицей стала Евдокия, дочь незнатного дворянина Лукьяна Степановича Стрешнева.
Первый брак царя Михаила (в 1624 г.) был неудачен. Молодая жена его, княжна Марья Долгорукая, умерла почти сразу же после свадьбы, и царь Михаил Федорович долгое время не соглашался выбрать себе новую царицу, но после долгих уговоров матери и отца, патриарха Филарета, наконец уступил. В 1626 г. в Москву свезли 60 самых пригожих девиц, но царю неожиданно понравилась незнатная девушка, бывшая в прислугах у боярышни Шереметевой. Повторилась история Золушки – Евдокия Стрешнева к удивлению и зависти многих стала новой царицей. Если о первой жене царя летописец утверждал, что ее «испортили», то про вторую жену этого сказать никак нельзя: от нее у царя Михаила родились семеро дочерей и трое сыновей (в их числе царь Алексей Тишайший, отец великого Петра). В Москве род Стрешневых владел городской усадьбой с каменными палатами на Большой Дмитровке (№7) и загородным имением тут, за Земляным городом. Возможно, что его владельцем первоначально являлся сам царский тесть – после его смерти здесь долгое время был огород, называвшийся Стрешневым. В конце XVII в участок принадлежал дальнему родственнику царицы Евдокии боярину Родиону Матвеевичу Стрешневу, умершему в 1687 г., а потом его сыну. Последним же владельцем из рода Стрешневых был тайный советник и сенатор Василии Иванович Стрешнев. В 1773 г. он заложил усадьбу за 20 тысяч рублей своему родственнику графу Ивану Андреевичу Остерману, к которому она и перешла.
Его отец Генрих Иоганн Фридрих (или, как его звали в России, Андрей Иванович) Остерман, был государственным деятелем петровского царствования. Дотоле незнатный и неизвестный, он был замечен Петром, стал дипломатом, получил титул барона, занимал высшие посты в государстве, но, не поддержав «дщерь Петрову» Елизавету в ее борьбе за трон, был сослан в Березов, где и умер. Его жена Марфа Ивановна, урожденная Стрешнева, разделившая с ним ссылку, вернулась в Москву и поселилась здесь. Их сын Иван Андреевич Остерман, также разжалованный, лишенный вместе с отцом всех орденов и бывший в ссылке, достиг потом немалых чинов: стал государственным канцлером и президентом Коллегии иностранных дел. Выйдя в отставку в 1798 г., он зажил большим барином в своей усадьбе в Москве, где, по словам Пушкина, «пребывало богатое неслужащее боярство, вельможи, оставившие двор, люди независимые, беспечные, страстные к безвредному злоречию и к дешевому хлебосольству». На Иване Андреевиче прекратилась мужская линия Остерманов, но через его сестру Анну, вышедшую замуж за графа И.М. Толстого, фамилия перешла к внуку – графу Александру Ивановичу Толстому, ставшему Остерманом-Толстым, героем Отечественной войны 1812 г., отличившимся в битвах при Бауцене и Кульме. Когда же был построен главный дом? Возможно, что сам граф Иван Андреевич Остерман выстроил во второй половине 1780-х гг. дошедшее до наших дней здание дворца, включившее в себя и старинные боярские палаты Стрешневых. Однако знаток Москвы Иван Михайлович Снегирев считал, что «построил здесь огромный и великолепный дом, который почитается одним из первых в Москве», еще Василий Иванович Стрешнев. По плану, снятому в 1792 г., в глубине участка стоял главный дом, соединенный переходами с двумя флигелями; между ним и улицей «у вала» (современного Садового кольца) находились два небольших пруда, а за зданиями усадьбы по Божедомскому переулку тянулся большой сад. Остатки его сохранились позади главного здания – теперь там детский парк, имеющий почему-то номер 2.
В 1812 г. усадьба сгорела и очень долго не отстраивалась, пока ее не присмотрели для Московской духовной семинарии, которая ютилась прежде в Заиконоспасском монастыре на Никольской. Там 6ыло очень тесно, места для общежития не было, и студентам приходилось путешествовать в Китай-город со всей Москвы. Усадьба Остерманов оказалась довольно удобной для семинарии: немалый земельный участок, обширные здания, большой липовый парк. Старая усадьба была куплена 23 ноября 1834 г. и с того времени в уцелевших домах ее поселились студенты и преподаватели семинарии. Главное здание приспособили для нужд нового учреждения (возможно, по проекту М.Д. Быковского) только в 1844 г., и 1 ноября того же года начались занятия. Для новых жильцов устроили аудитории, светлые классы, теплые спальни для пансионеров, столовую, пища в которую доставлялась специальным лифтом; как писал современник при открытии семинарии, «здесь придумано все необходимое и приличное с благоразумной расчетливостью, без прихоти и излишества» (очевидно, лифт для подачи кушаний семинаристам не почитался тогда излишеством). При семинарии была и домовая церковь, освященная митрополитом Филаретом во имя святителя Николая.
Семинария давала широкое образование: кроме тех предметов, которые обычно преподавались в духовных учебных заведениях, сообщались сведения по естествознанию, сельскому хозяйству и народной медицине. Она была известна хорошим уровнем преподавания, и один из учеников писал, что программа по гуманитарным предметам в ней «была даже шире программы светских учебных заведений». Учеником этим был известный впоследствии артист МХАТа о. Г. Добронравов – некоторые семинаристы избрали для себя отнюдь не благонравную карьеру священнослужителей, а беспокойную судьбу служителей подмостков. Кроме Добронравова, семинарию окончил еще один известный актер – М.Н. Кедров.
Во время событий октября – ноября 1917 г. в семинарии жили члены церковного собора, съехавшиеся со всей России в Москву для выборов первого после почти 200 лет синодального правления патриарха. В начале следующего года стало трудно с продовольствием, и семинарское начальство решило до поры до времени распустить семинаристов, однако, как было объявлено, «задавши воспитанникам на дом уроки». Ответить эти уроки было им не суждено: пришедшие к власти большевики семинарию закрыли.
В этом здании в 1918 и 1920 гг. трижды выступал В.И. Ленин. Он то убеждал делегатов более энергично поддерживать самого себя и свое правительство, то подавлял попытки кооператоров быть независимыми от новой власти, то выступал на очередном продовольственном совещании, окольным образом признавая крах своей политики насилия над крестьянством. Тут же, под крылом новой власти, в 1918 г. родилась коммунистическая партия Финляндии. В мае 1923 г. в доме проходил обновленческий собор, низложивший патриарха Тихона.
До 1981 г. в здании находился Совет Министров РСФСР,а после переезда его на Краснопресненскую набережную дворец отдали Музею декоративного и прикладного искусства.
С большой усадьбой Стрешневых граничила еще большая – Пушкиных. Да-да, тех самых Пушкиных: это было владение Льва Александровича Пушкина, деда поэта. Возможно, что участком владел еще прапрадед А.С. Пушкина стольник Федор Петрович Пушкин. Он остался бездетным и, как сообщается, оставил все свое имение племяннику Александру Петровичу Пушкину. Правда, это утверждение вызывает некоторое сомнение: дело в том, что в переписной книге города Москвы начала 1740-х гг. сообщалось, что этим участком владели «по крепости», т.е. участок был приобретен, а не получен по наследству. Документов на это имение не сохранилось, т.к. «данная» сгорела в огромный пожар 1737 г., что было подтверждено при межевании, произведенном по указу императрицы Елизаветы Петровны «О межевании земель во всем государстве» в 1758 г.
Площадь поместья составляла около 6 га. Примерно напротив нынешнего 2-го Волконского переулка, несколько в глубине, стояло деревянное главное здание с двумя также деревянными флигелями по сторонам, образовавшими парадный двор. Позади жилок части усадьбы находился сад с оранжереями, спускавшийся по склону к запруженной Неглинной. В 1781 г. Пушкины прикупили к этому и так обширному участку еще один, и тоже немалый – князя Б.А. Голицына.
Внук Льва Александровича Пушкина считал, что во время переворота, совершенного Екатериной в 1762 г., его дед как Миних, верен оставался Паденью третьего Петра. Попали в честь тогда Орловы, А дед мой в крепость, в карантин...
Но, как выяснилось, Л.А. Пушкин никакого участия в судьбе своего законного государя Петра III не принимал, в крепости не сидел, во время переворота спокойно жил в своем московском доме и, более того, в числе виднейших московских дворян участвовал в церемонии «вшествия» Екатерины в Первопрестольную перед торжественой коронацией ее в сентябре 1762 г.
В том же году Л.А. Пушкин в чине подполковника артиллерии вышел в отставку и продолжал жить в своем доме до самой кончины в 1791 г. Его вдова Ольга Васильевна, урожденная Чичерина про жила тут, на Божедомке, вместе с детьми – сыновьями Сергеем и Василием и дочерьми Анной и Елизаветой – еще шесть лет, а потом решила переехать. Летом 1797 г. она продала «свой московский двор со всяким в нем каменным и деревянным строением, с садом, оранжереями и во оных со всякими деревьями, с прудом и во оном с рыбою», и приобрела в том же году более скромную усадьбу поближе к центру города, в приходе церкви Харитония, что в Огородной слободе.
Новым владельцем поместья в Божедомке стал сенатор Василий Иванович Нелидов, и для него известный архитектор В.П. Стасов построил очаровательный небольшой деревянный павильон над Неглинным прудом, рисунок фасада которого включен в альбом лучших московских зданий, собранный М.Ф. Казаковым.
Сын Нелидова в 1817 г. продал участок московскому генерал-губернатору А.П. Тормасову, который сделал усадьбу своей летней резиденцией. Он украсил сад статуями и беседками, вырыл еще один пруд и посадил дубовую аллею. От Тормасова усадьба перешла к екатерининскому вельможе И.Н. Римскому-Корсакову, бывшему фавориту любвеобильной императрицы, которая не на шутку увлеклась им. «Нетерпеливость велика видеть лучшее для меня Божеское сотворение, по нем грущу более сутки уже, на встречу выезжала. Буде скоро не возвратишься, сбегу отселе и понесусь искать по всему городу»,– писала она Ивану Корсакову. Екатерина буквально осыпала фаворита драгоценными камнями; «алмазным видением» – называла его англичанка Вильмот. К концу своего «случая» он получил 2,5 миллиона рублей и 4 тысячи крепостных. Главными чертами его характера были, по словам современников, легкомыслие и добросердечность, а об умственных способностях можно судить по такому рассказу: при заказе книг для библиотеки книгопродавец спросил его, какая область знания его интересует. «Об этом я не забочусь, это ваше дело, важно, чтобы внизу стояли книги большие, а наверху поменьше, точно так, как у императрицы»,– ответил «книголюб».
В огромный сад своей усадьбы на Божедомке новый владелец позволял по воскресеньям входить всякому прилично одетому, и «Корсаков сад» стал популярным гуляньем москвичей. Лучший московский путеводитель начала XIX в., написанный И.Г. Гурьяновым, так отзывался о нем: «Приятность вечера, темнота аллей, чистота проспектов, иллюминация, звуки музыки, мелодические тоны песенников и Разнообразие лиц и нарядов делают гулянье сие превосходным».
Примерно с середины XIX в. сад превратился в открытое увеселительное заведение и стал называться «Эрмитажем» – при входе в него (напротив нынешнего дома №20) стояла хижина, в которой находилась статуя сидящего старца-отшельника («эрмитаж» по-французски – жилище отшельника, от «ermite» – отшельник; в переносном смысле слово «эрмитаж» означало уединенное, пустынное место, хотя московский «Эрмитаж» уж никак нельзя было представить таким).
В то время сад был, наверное, самым популярным в Москве, чему немало способствовали изобретательность и выдумка его содержателей Борегара, Педотти, Мореля, Парадиза и в особенности знаменитого Лентовского. «Чего только не было в этом саду! – вспоминал К.С. Станиславский. – Катанье на лодках по пруду и невероятный по богатству и разнообразию водяной фейерверк со сражениями броненосцев и потоплением их, хождением по канату через пруд, водяные праздники с гондолами, иллюминированными лодками; купающиеся нимфы в пруду, балет на берегу и в воде... Два театра – один огромный, на несколько тысяч человек, для оперетки, другой – на открытом воздухе для мелодрамы и феерий, называемый «Антей», устроенный в виде греческих развалин (проект архитектора Ф.О. Шехтеля. – Авт.). В обоих театрах были великолепные по тому времени постановки, с нескольким оркестрами, балетом, хорами и прекрасными артистическими силами. А наряду с театрами – эстрада, громадный цирковой амфитеатр под открытым небом... Семейная публика, простой народ, аристократы, кокотки, кутящая молодежь, деловые люди – все по вечерам бежали в «Эрмитаж»... вся Москва и приезжавшие в нее иностранцы посещали знаменитый сад».
Весной 1894 г. сад «Эрмитаж» был закрыт, огромный его участок владельцы решили разделить на множество мелких и отдать под застройку. На рубеже веков здесь, в четырех Самотечных переулках, выросли новые жилые кварталы, и ничто сейчас тут не напоминает о шумной славе московского «Эрмитажа».
Еще одно театральное место находилось в Божедомском переулке: на углу его и «проезда около Земляного вала», противоположном усадьбе Стрешнева-Остермана (Садовая-Самотечная улица, 3) стояла большая усадьба князя Михаила Петровича Волконского. Здесь на сцене частного театра после того, как осенью 1805 г. сгорел Петровский театр, играла труппа Императорского театра. «Театрик хоть куда: помещается 300 человек»,– записал театральный завсегдатай С.П. Жихарев в дневнике. Первый спектакль – «Беглый солдат» – давали 12 ноября 1805 г., и тот же Жихарев отметил, что «пьеса шла не очень удачно». В декабре театр был переведен отсюда в дом В.А. Пашкова на углу Большой Никитской и Моховой.
В Божедомском переулке мы не увидим интересных построек, за исключением, может быть, здания на углу 2-го Волконского переулка (№20/1) – его первые два этажа обращают на себя внимание замковыми камнями над окнами: это явный XIX в., поздний ампир. Здесь находился участок коммерции советника А.П. Петрова, приобретенный в 1824 г. для ремесленной богадельни, т.е. для благотворительного учреждения, в которое принимались исключительно представители ремесленного сословия (в Москве существовали сословные – дворянские, мещанские, купеческие, ремесленные – богадельни, приюты, больницы и прочие учреждения). Сейчас в надстроенном в советское время здании находится стоматологический институт. Зайдя в переулок, можно увидеть апсиды домовой церкви, освященной в 1845 г. во имя Рождества Богородицы.
Сам 2-й Волконский переулок интересен прежде всего замечательным памятником московского ампира – это двухэтажный с мезонином в три окна и красивыми декоративными резными деталями дом под №8а, выстроенный в основе своей в 1806 г. Напротив – жилое здание (№3), украшенное керамическим кирпичом, медальонами и венками, которое построено по проекту архитектора Н.И. Жерихова в 1910 г. для крестьянина из села Мордыш Владимирской губернии Матвея Страхова.