Мещанская слобода
Мещанской слободе повезло в истории Москвы: хотя она и просуществовала менее, чем многие другие московские слободы, но была исследована тщательнее их. Так получилось потому, что, во-первых, сохранился целый комплекс документальных источников по Мещанской слободе, а во-вторых, разработкой этого архива занялся крупнейший историк Сергей Константинович Богоявленский. Его исследование по истории Мещанской слободы при жизни (он умер в 1947 г.) не было опубликовано и увидело свет только сравнительно недавно.
Откуда же произошло такое название – Мещанская? Во время русско-польских войн второй половины XVII в. жители многих пограничных городов, местечек и деревень, оказавшиеся в зоне военных действий, либо выражали желание переехать в Россию, либо были насильственно переселены туда. В число последних входили не только военнопленные, но и мирные граждане, захваченные русскими и обращенные ими в холопство. После Андрусовского перемирия, заключенного в 1667 г., многие вернулись в родные места, но некоторые решили остаться в России. В Москве их стали расселять в особой слободе, названной Мещанской – от польского слова mieszczanin, т.е. горожанин. Официально слобода была учреждена в конце 1670 или в начале 1671 г. Всеми делами ее заведовал Посольский приказ, во главе которого стоял всесильный боярин Артамон Матвеев, пользовавшийся неограниченным доверием царя Алексея Михайловича. Для слободы отвели за Сретенскими воротами Земляного города выгонную городскую, а также полевую землю, взятую у соседних Напрудной и Троицкой слобод, и несколько загородных частных дворов. Нормой наделения мещан землей был участок в 10 саженей поперек и 20 саженей в длину (1 сажень = 2,13 м), но многим, особенно тем, кто жил ближе к городу, давались участки и 5 саженей в поперечнике. Т. к. землей обитатели слободы наделялись от государства бесплатно, то при всяких спорах считалось, что в слободе «ценят и отдают хоромное строение, а земель никому не отдают для того, что те земли мещанам даные», следовательно, слобожане могли продать или завещать только строения на участке.
В планировке Москвы до сих пор остались следы этой слободы – несколько длинных, параллельных друг другу улиц, до недавнего времени сохранявших название Мещанских. Главная улица бывшей слободы, 1-я Мещанская, в 1957 г. в связи с проходившим тогда в Москве Всемирным фестивалем молодежи была переименована в проспект Мира (после октябрьского переворота она короткое время называлась 1-й Гражданской), 2-я Мещанская в 1966 г. стала улицей Гиляровского, 3-я в 1962 г. – улицей Щепкина, а 4-я сохранила свое имя, превратившись в 1966 г. просто в Мещанскую улицу.
Неудивительно, что именно 1-я Мещанская стала главной улицей всей слободы – ведь улица была значительно старше поселения: по 1-й Мещанской проходила одна из главных сухопутных дорог, соединившая центры нескольких княжеств: Москву, Переславль-Залесский, Ростов, Ярославль. По улице тянулись обозы купцов, сновали экипажи, со времени основания Троицкой обители брели богомольцы. С XVI в. по улице шли из Архангельска торговые обозы иноземных купцов.
Сравнительно плотная застройка находилась лишь с левой стороны улицы, с правой же за лентой строений простирались обширные поля и выгоны ямщиков Переяславской ямской слободы.
Сама улица долгое время была относительно спокойной, с неширокими тротуарами и небольшими домиками, за палисадниками с деревьями и кустами сирени. Изменяться она стала в начале ХХ в., особенно после открытия движения по Московско-Виндавской дороге, когда постепенно на ней стали появляться большие дома и магазины. Но наибольшие перемены наступили в конце 1930-х гг.: 1-я Мещанская улица стала парадным подъездом к сельскохозяйственной выставке, и потребовалось соответствующее оформление ее.
Первые признаки такого парадного оформления встречают нас в самом начале: небольшие и неказистые дома «украшены» двумя башенками с одинаковыми барельефами на них, изображающими этаких бодрых селян с огромными снопами в высоко поднятых руках; под правым барельефом сохранились цифры: «1954».
В XVIII в. в начале 1-й Мещанской с левой стороны находилось несколько больших и богатых усадеб, от которых еще остались немые свидетели. Так, если войти во двор дома под №3 (выстроенного по проекту академика архитектуры В.П. Загорского в 1893 г.), то можно увидеть крупный трехэтажный дом с классическим фронтоном: он и сейчас кажется немаленьким, но можно представить себе, каким огромным он выглядел в окружении одноэтажных строений вокруг. С правой стороны – восстановленный декор палат XVII столетия.
В конце XVII в. несколько дворов тяглецов Мещанской слободы были здесь скуплены богатым купцом Матвеем Евреиновым, когда, то бедным еврейским мальчиком, взятым в плен во время русско-польской войны, привезенным в Москву и проданным торговцу. По царскому указу его уже юношей освободили и поселили в Мещанской слободе, где он стал торговать сам и со временем превратился в богатого и уважаемого купца первой гильдии, учредителя первой в Москве шелковой фабрики (строения ее находились на Ильинке на бывшем Посольском дворе и здесь, на Мещанской). После его смерти усадьба перешла к сыну, а потом – к внуку Матвею Андреевичу Евреинову. На плане его участка на 1-й Мещанской, датированном 1779 г., уже тогда были показаны каменные палаты, которые и сохранились до нашего времени во дворе дома №3. В конце XVIII – начале XIX в. палаты, как и вся усадьба, принадлежали тайному советнику (один из высших чинов российской Табели о рангах) Николаю Семеновичу Лаптеву.
В одной из квартир дворового корпуса происходили собрания «нечаевцев», кружка студентов Петровской академии «Народная расправа», подпавших под влияние фанатика Нечаева, не брезговавшего ради выполнения своих целей самыми грязными методами: подозревая в предательстве члена кружка студента Иванова, он решил убить его. Вот здесь, на Мещанской, осенью 1869 г. и разрабатывался план убийства: Иванова поздно ночью завлекли в грот в парке Петровской академии и расправились с ним. Преступление, взволновавшее всю Россию, было раскрыто, сообщников Нечаева арестовали и судили. Сам же Нечаев бежал за границу, но позднее его выдали России как уголовника и заключили в Петропавловскую крепость, где он, по-видимому, покончил с собой.
Рядом с этой немалой усадьбой находилась еще более обширная, образованная покупкой восьми дворов сыновьями М.Г. Евреинова Петром и Яковом. Последний был самым видным из братьев Евреиновых: он находился в числе тех, кого Петр послал за границу обучиться цивилизованным методам ведения купеческого и мануфактурного дела, затем его назначили российским консулом в Испании, потом советником Мануфактур-коллегии и, наконец, президентом Коммерц-коллегии. На плане его участка, снятом в 1778 г., показаны каменные палаты. Позже владельцем их был действительный тайный советник Михаил Федорович Соймонов, старший сын Ф.И. Соймонова, исследователя Каспийского моря.
М.Ф. Соймонов родился в Москве и учился в артиллерийской школе, находившейся недалеко отсюда, на Земляном валу. Он был одним из крупных деятелей русского образования и горной промышленности: основал Горный институт в Петербурге, руководил Бергколлегией и Монетным департаментом. В 1781 г. М.Ф. Соймонов вышел в отставку и переехал в Москву, где и скончался в 1804 г.
Усадьба его протянулась на 65 саженей (около 130 м) по улице и выходила на соседнюю 2-ю Мещанскую. В правой ее части находился двухэтажный каменный господский дом. по обеим сторонам которого стояли флигели, образовывавшие полукруглый парадный двор – курдонер. Если войти со 2-й Мещанской во двор дома №7, то еще можно увидеть остатки дворового флигеля и барского дома бывшей усадьбы М.Ф. Соймонова.
В начале XIX в. сонмоновскую усадьбу купил подполковник Иван Родионович Кошелев, прадед которого Родион Кошелев разбогател и сделал хорошую карьеру (ему, возможно, помогла женитьба на дочери пастора Глюка, служанкой которого была будущая императрица Екатерина I). Родион Кошелев имел большой дом на Девичьем поле (он сохранился в перестроенном виде; см. главу «Девичье поле»), жил широко, нерасчетливо тратя свое состояние, так что наследникам осталось не так уж и много. И.Р. Кошелев дослужился до чина подполковника, но во время павловского царствования почел за лучшее выйти в отставку и уехать в Москву, приобретя усадьбу на 1-й Мещанской, где жил тихо и скромно, занимаясь науками, главным образом, историей. Его сын Александр Иванович Кошелев стал известным деятелем славянофильского движения, издателем журнала «Русская беседа», автором мемуаров. Он родился в этом доме на Мещанской 9 мая 1806 г., получил хорошее домашнее образование под руководством профессоров Московского университета, в числе которых были X. Шлецер и А.Ф. Морошкин. У них учился и живший рядом Иван Киреевский, будущий издатель запрещенного после первого номера журнала «Европеец», философ и убежденный славянофил.
В 30-х гг. XIX в. эта дворянская усадьба перешла к чаеторговцам братьям Василию и Ивану Алексеевичам Перловым. Чай в России появился в 1638 г., когда монгольский хан прислал четыре пуда его в подарок царю Михаилу Федоровичу, а с XVIII в. он стал национальным напитком. Чай, особенно в центральных губерниях России, был настолько распространен, что перед Первой мировой войной Россия занимала второе после Англии место по его потреблению; таким образом и чайная торговля была весьма прибыльной.
Перловы были одними из самых крупных чаеторговцев в России.
Основатель фирмы некий Алексей Иванович открыл в 1787 г. торговлю в рядах на Красной площади и принял в 1806 г. фамилию Перлов. Сын его Василий (1784 – 1869) купил в 1836 г. дом Кошелевых на 1-й Мещанской улице и открыл тут чайный магазин. Его потомки разделились на две ветви: внук Семен Васильевич (1821–1879) и правнук Василий Семенович (1841 – 1892) продолжали жить и торговать на 1-й Мещанской под вывеской «В. Перлов с сыновьями», а другой внук Сергей Васильевич (1836–1911) обосновался на Мясницкой улице. Он приобрел там участок (под №19) и построил по проекту Р.И. Клейна жилой дом с магазином на первом этаже. Причудливый «китайский» вид дом на Мясницкой получил в 1896 г., когда в связи с ожидаемым приездом видного китайского сановника С. В. Перлов решил переделать фасад своего дома; сановник, однако, посетил другого Перлова на 1-й Мещанской.
«Мещанские» Перловы весьма успешно торговали: если до 1857 г. у них был только один чайный магазин на 1-й Мещанской, то с 1858 по 1897 г. число магазинов выросло до 88 и не только по всей России, но и за границей – в Австро-Венгрии, Германии и Франции. На 1-й Мещанской Перловы выстроили по проекту архитектора Р.И. Клейна пятиэтажное доходное здание (№5).
За ним – советские постройки, которыми стали оформлять эту магистраль с конца 1930-х гг. Несколько странные декоративные украшения, похожие на вставленные в стену дома заклепки, и худосочные колонки лоджий отнюдь не способствуют созданию монументального образа дома (.№7–9), к которому явно стремился автор, архитектор Д.Д. Булгаков, т.к. предполагалось, что дом будет стоять по красной линии нового магистрального проезда, который должен был пересекать 1-ю Мещанскую. Если зайти справа за угол дома, то можно увидеть его парадный фасад: в центре дома устроен проезд во двор, над которым автор поместил повторяющиеся изображения молотов и серпов с продетыми через серпы свитками. Дом этот сразу после его окончания подвергся уничтожающей критике: журнал «Архитектура СССР» отметил, что «весь фасад представляет собою образчик фальшивой, насквозь ложной декорации». На декоративных вставках с колосьями и подсолнухами со стороны проспекта Мира обозначен год строительства этого дома – «MCMXXXIX», но в действительности он возводился с весны 1937 г. и достраивался уже во время войны: его окончили в декабре 1944 г. В архиве сохранилась любопытная переписка наркома связи Пересыпкина с архитектурным надзором по поводу начальственного требования изменить внутреннюю планировку дома, для того чтобы вставить туда большую квартиру для самого себя. Надзор возражал, т.к. перепланировка изменяла уже одобренный фасад здания, а нарком настаивал, присылая письма с лично подписанными планами своей уютной квартиры.
Как раз на месте левого угла этого здания находились апсиды слободской церкви свв. Адриана и Натальи. В 1672 г., почти сразу после основания слободы, мещане выстроили деревянную церковь, богато ими украшенную: в 1674 г. воры, проникнув в нее, смогли унести драгоценных предметов на огромную тогда сумму в 160 рублей. Каменное здание церкви начали строить после пожара 1688 г., но мещане не смогли оплатить всю постройку и обратились с просьбой к казне о вспомоществовании. Откликнувшись на просьбу, великие государи Иван и Петр Алексеевичи повелели «в ту новопостроенную церковь к дверям и к окнам на затворы дать двести досок железа ис того, которое собрано с кровли государственного Посольского приказа и положено на Посольском дворе в анбары». Внутри церкви над иконостасом и снаружи вокруг колокольни на изразцовом поясе находилась надпись, повествующая о построении церкви: «Лета 7194 июня повелением великих государей царей и великих князей Иоанна Алексеевича и Петра Алексеевича и великия государыни благоверныя царевны и великия княжны Софии Алексеевны... зачата бысть сия церковь... и совершена в лето 7196 июня в 24 день».
Церковь получилась великолепная, украшенная богатыми изразцами: тут уж постарались мещане – мастера ценинного дела, выходцы из белорусских городов. Со стороны Мещанской церковный участок ограждала изящного рисунка решетка, поставленная в середине XVIII в. Главный престол посвящался апостолам Петру и Павлу, но москвичам церковь была более известна по имени придела свв. Адриана и Натальи. В этой церкви в 1897 г. отпевали знаменитого врача Григория Антоновича Захарьина, а в 1926 г. – художника Виктора Михайловича Васнецова. Церковь сломали в 1936 г., когда было решено превратить 1-ю Мещанскую в улицу-витрину, ведущую к выставке достижений социалистического сельского хозяйства.
Через небольшой сад – здание (№13), выстроенное в 1912 г. архитектором Г.А. Гельрихом для Московского общества призрения, воспитания и обучения слепых детей с церковью Марии Магдалины В конце XVIII в. здесь было владение содержателя скипидарной и канифольной фабрики А.Ф. Евреинова с каменными палатами. В 1812–1825 гг. двором владел С.А. Норов, отец декабриста.
За жилым семиэтажным зданием, предназначавшимся для «общежития рядового состава Управления милиции гор. Москвы» (архитектор К.И. Джус, 1939 г.), находится строение, вызывающее недоуменный вопрос: почему это на нем изображено «№8»? Оказывается, что оно было выстроено для восьмой электроподстанции московского трамвая. Вполне утилитарные постройки – производственные сооружения трамвайного хозяйства – сделаны были с выдумкой, со вкусом и поистине красили город. Особенно хороша была эта Мещанская подстанция, выстроенная к концу 1911 г., украшенная московским гербом, двумя башенками и декорацией в стиле русского модерна, но ее теперь так изуродовали, что прежней красоты и не предположишь.
На углах перекрестка 1-й Мещанской с улицей Дурова два совершенно разных строения: правое (№19) – с дробным орнаментом, «надетым» на кирпичный конструктивный остов, выстроено в 1903 г. (архитектор Н.П. Матвеев), левое – уродливая постройка 1981 г. из стандартных бетонных плит, где находятся Дом моды и салон-магазин «Слава Зайцев».
На той же левой стороне улицы особняк (№25), принадлежавший до 1917 г. текстильному фабриканту С.П. Моргунову; однако построен он был не для него, а для купчихи второй гильдии С. Ф. Циммерман в 1902 г., когда архитектор А. С. Гребенщиков значительно переделал старый дом надворной советницы Е.А. Свечиной, возведенный в первой трети XIX в. Далее опять парадное советское здание (№27, П.И. Скокан, Г.С. Дукельский, 1951 г.), отягощенное непомерным грузом пышных декораций; за ним два дома: №29 (1902 г., архитектор М.Г. Пиотрович, надстроен в 1930-е гг. двумя этажами) и №31 (1914 г., архитектор Л.А. Херсонский). На участке дома №27, принадлежавшем статскому советнику А.Г. Оппелю, в начале XIX в. жил «московский купец Николаи Алексеев сын Полевой», тот самый Полевой, который в продолжение многих лет был кумиром молодежи, издавал популярный журнал «Московский телеграф», буквально произведший переворот в русской журналистике. Полевой понял, что в издательской деятельности надо ориентироваться на более широкие массы читателей, а не на очень тонкий слой высокообразованных людей. В продолжение 10 лет «Московский телеграф» был самым популярным журналом и современная молодежь зачитывалась им. «У тогдашнего молодого поколения,– писал Аполлон Григорьев,– есть предводитель, есть живой орган, на лету подхватывающий все, что носится в воздухе, даровитый до гениальности самоучка, легко усвояющий, ясно и страстно передающий все веяния жизни, увлекающийся сам и увлекающий за собою других... «купчишка Полевой», как с пеной у рту зовут его, с одной стороны, бессильные старцы, а с другой литературные аристоНа этом участке, выходившем и на 2-ю Мещанскую, стояли несколько каменных и деревянных строений. Здесь же находился водочный завод; и можно представить насмешки «литературных аристократов», когда они узнавали, что издатель знаменитого журнала был не просто купцом, но – о, ужас! – содержал водочный завод. Полевой пригласил участвовать в журнале П.А. Вяземского, на страницах его печатались А.С. Пушкин, Е.А. Баратынский, В.А. Жуковский, А.Ф. Вельтман, И.И. Лажечников и многие другие известные литераторы. Журнал Полевого писал об успехах промышленности и торговли, отмечал значение купеческого сословия в России. Но... обычная судьба мало-мальски талантливого начинания в тоталитарном государстве: журнал Полевого взял да и запретил император Николай. Полевой отрицательно отозвался о патриотической пьесе поэта Н.В. Кукольника «Рука Всевышнего отечество спасла», так понравившейся коронованному самодуру, и «Московский телеграф» погиб. Тогда по рукам ходило такое стихотворение:
«Рука Всевышнего» три чуда совершила:
Отечество спасла,
Поэту ход дала
И Полевого удушила.
Пушкин, один из тех «литературных аристократов», с которыми Полевой вел войну, не без злорадства записал в дневнике при известии о запрещении журнала: ««Телеграф» достоин был участи своей; мудрено с большей наглостью проповедывать якобинизм перед носом у правительства».
В доме на Мещанской Н.А. Полевой жил вместе с семьей и братьями Евсеем, Петром и Ксенофонтом, автором интересных воспоминаний; в них он рассказывал, что Пушкин после освобождения из михайловской ссылки неоднократно посещал Полевого. Последний раз он побывал здесь весной 1827 г., перед отъездом в Петербург: Полевой устроил у себя литературный вечер, «где собрались все пишущие друзья и недруги; ужинали, пировали всю ночь и разъехались уже утром. Пушкин казался председателем этого сборища и, попивая шампанское с сельтерской водой, рассказывал смешные анекдоты, читал свои непозволенные стихи, хохотал от резких сарказмов И.М. Снегирева, вспоминал шутливые стихи Дельвига, Баратынского и заставил последнего припомнить написанные им с Дельвигом когда-то рассказы о житье-бытье в Петербурге. Его особенно смешило то место, где в пошлых гекзаметрах изображалось столько же вольное, сколько невольное убожество обоих поэтов, которые «в лавочку были должны, руки держали в карманах (перчаток они не имели)».
Далее в застройке улицы зияет провал, сделанный в ходе выполнения олимпийского строительства, в результате которого погибло многое – в частности, исчез милый московский топоним «Серединка», как назывался небольшой переулочек, находившийся посередине расстояния от начала до конца 1-й Мещанской улицы. Тут, на небольшой площади с колодцем для извозчичьих лошадей, был дом с колоннами и мезонином, принадлежавший деду мемуариста и московского бытописателя Д.И. Никифорова, который в юности жил в нем.
Слева видно здание церкви свыше Филиппа митрополита. Церковь была построена на месте встречи мощей задушенного по приказу Ивана Грозного митрополита Филиппа, перенесенных в Москву из Соловецкой обители, куда отправился сам Никон, «собинный» друг царя Алексея Михайловича. Он привез их в столичный город 9 июля 1652 г., толпы народа встречали мощи на всем пути до Кремля, и сам царь вышел на встречу: «...а на Государе было платья: зипун, отлас червчат, кафтан становой, шапка горлатная первого наряду с колпаком, опашень, обьярь бруснична, с круживом и посох индейский с костьми».
На месте встречи построили сначала деревянную, а в 1686 г. каменную церковь. В середине XVIII в. перестроили трапезную с приделом свыше Алексея, человека Божия, тогда же возвели новую колокольню и освятили их в июле 1750 г. В конце столетия решили перестроить и сам храм, оставив трапезную и колокольню в неприкосновенности. Прихожане пригласили архитектора М.Ф. Казакова для строительства новой церкви, начатого в 1777 г. и законченного через одиннадцать лет. В результате получилась странная комбинация трех никак не гармонирующих друг другом строений – колокольни, трапезной и самой церкви, в здании которой бросается в глаза непропорциональность убывания объемов: ротонда Филипповской церкви была первой в ряду любимых Казаковым центрических сооружений, и, может быть, поэтому она получилась у него не совсем удачной. Подкупольное пространство церкви очень маленькое, и в нем непропорционально большими выглядят грузный карниз и огромные колонны с развитыми капителями и каннелюрами. Интерьер церкви очень торжественен, хотя и не совсем приличествует освященному веками облику православного храма – вкусы людей конца XVIII столетия существенно переменились. Церковь перед войной была уже предназначена к сломке, но «благодаря» ей уцелела. Ныне она действует, к ней пригородили большой участок, на котором в 1997 г. сооружен целый комплекс Сибирского подворья с часовней просветителя Иннокентия Иркутского.
Далее по 1-й Мещанской – скромный дом (№39) с красиво оформленным окном на втором этаже, построенный в 1908 г. архитектором Ф.Ф. Воскресенским для купца П.П. Золотарева».
За ним одно из самых заметных зданий на улице – особняк «ко роля» русского фарфора М.С. Кузнецова. Он поселился на 1-й Мещанской в 1870-х гг., купив большую усадьбу, владельцем которой в послепожарное время был князь Н.С. Долгоруков.
От многих строений кузнецовской усадьбы остались лишь два стоящие по обе стороны от нового вестибюля станции метро «Проспект Мира» (вестибюль стоит на месте дома князя Долгорукова). Здание слева (№41) составлено из нескольких разновременных частей: его крайние части являются флигелями старой, конца XVIII в., усадьбы, а центральная часть встроена в 1893 г. молодым и позднее известным архитектором И. С. Кузнецовым. В 1898 г. другой архитектор, В. Г. Иванов, надстраивает все сооружение вторым этажом и изменяет фасад. Мощные фигуры атлантов, похожих не столько на античных героев, сколько на удалых растрепанных подростков с Мещанской, лепил скульптор С. Т. Коненков.
В 2006 г. на доме открыли мемориальную доску с такой надписью: «В этом доме с 1874 по 1911 гг. жил выдающийся российский фарфорозаводчик, предприниматель и меценат, потомственный почетный гражданин Матвей Сидорович Кузнецов». Он действительно выделялся из многих своей хваткой, знанием рынка, беспощадностью к конкурентам. Он скупил несколько фарфоровых заводов и вышел на восточные рынки. Кузнецовский фарфор был не для избранных – он предназначался для массового покупателя, и его можно было увидеть чуть ли не в каждом простом доме, но этот фарфор почти никто не коллекционировал, т.к. он считался изделием дурного вкуса.
Другой кузнецовский особняк, построенный по проекту архитектора Ф.О. Шехтеля, находится по правую сторону от вестибюля метро. В 1891 г. еще молодой Шехтель начинает работать для Кузнецовых, выполняя небольшие заказы по проектированию и строительству дворовых строений. Через пять лет ему уже поручают возведение роскошного особняка – это нынешний дом №43 с готическими деталями, испорченный безобразной надстройкой двумя этажами и довольно запущенный в последнее время. После большевистского переворота этот кузнецовский особняк занимал Совет главного артиллерийского управления Красной армии.
Далее идут жилой дом №45 (1936–1938 гг., архитектор В.Н. Баранов) и также жилой №47, спроектированный архитектором А.Н. Новиковым в 1914 г. За ними огромный, резко выделяющийся среди всей застройки дом, выстроенный для Министерства уголь ной промышленности СССР (1950 г., К.М. Метельский, Б.С. Виленский, Б.С. Бабьев).
Это здание стоит на углу с Капельским переулком, в котором выделяется живописное здание (№49) в стиле модерн, построенное в 1904 г. архитектором И.П. Машковым для важного чиновника – председателя Московского цензурного комитета В.В. Назаревского. На другом углу Капельского переулка находилась церковь свыше Троицы «что на Капельке». Ее название в народе было, конечно, объяснено самым простым образом – от слова «капля», причем не какой-нибудь, а той самой, которая остается на дне стакана с водкой. Церковь выстроили на доходы, якобы полученные от водочных остатков содержателем кабака, стоявшего недалеко от церкви. Автор «Седой старины Москвы», изданной в 1893 г., И. К. Кондратьев, так передает бытовавшую легенду: «Невдалеке от нее (от Троицкой церкви. – Авт.) находился кабак. Целовальник его, а по-тогдашнему, полный хозяин, древний почтенный старик, славился своей хорошей жизнью, и долгое время был церковным старостой при этой церкви. Он не имел после себя прямых наследников и был одинок и, притом, как говорится, скопидом. Ему пришла благая мысль употребить все свое наличное состояние на построение нового каменного храма на месте старого. Но для этого дела не достало бы его собственного капитала, а собирать прямо на построение церкви ему не хотелось, и он придумал простое средство. Кабак его стоял на большой Троицкой дороге, а в те времена, как и теперь, эта дорога была одна из проезжих, да и народ тогда был не хитрый, простой, и никто не считал за стыд зайти в кабак отогреться и даже повеселиться, следовательно, посетителей у старика-целовальника всегда было много. С тех пор, как старик возымел благочестивую мысль о построении храма, он каждого из своих посетителей просил не допивать всего налитого ему вина, а слить «капельку» на церковь».
Однако объяснение названия церкви значительно проще: она стояла на берегу речки Капли, которая протекала по направлению переулков Капельского (отсюда и его название) и Самарского и впадала в Неглинную у парка Екатерининского института. Троицкая церковь строилась в 1708-1712 гг. не только на «мирские» пожертвования, но на пожалования императрицы Екатерины I. С увеличением прихода здание церкви пришлось перестраивать: по проекту архитектора И.С. Кузнецова в 1907 – 1908 гг. сооружается большая граненная с приделами свв. Иоанна Воина и Митрофания Воронежского. В церкви хранился уникальный резной образ свыше Федора Стратилата скульптора Степана Заруцкого (1672 г.). Церковь Троицы дожила до начала массового разрушения церковных зданий в Москве: ее сломали в 1931 – 1932 гг. и соорудили на этом месте к 1938 г. жилой дом для ТАСС с колоннадой первого этажа (№51, архитектор Г. И. Глушенко; угловая башня построена в 1953 г.).
В этом доме в 1937–1960 гг. жил, как написано на мемориальной доске, «физиолог и изобретатель» С.С. Брюхоненко, сконструировавший первый в мире аппарат искусственного кровообращения. Его опыты с оживлением трупов и с отрезанной головой собаки, жившей на лабораторном столе и даже кусавшей экспериментаторов, вызвали сенсацию и послужили стимулом для написания фантастического романа А.Р. Беляева «Голова профессора Доуэля».
О доме №71, выстроенном в 1938 г. для сотрудников НКВД, в книге «Москва. Архитектурный путеводитель» 1960 г. сказано, что он «отличается нагромождением архитектурных элементов». Авторы его П.А. Нестеров и И.В. Миньков работали в составе «комсомольской бригады» в мастерской профессора Д.Ф. Фридмана, и в рецензии на проект отмечалось, что руководитель, видимо, не уделял внимания своим подопечным. Следующий дом №73 был еще до войны отмечен на конкурсе премией Моссовета (1938–1939 гг., архитектор Л.О. Бумажный).
Эта сторона 1-й Мещанской заканчивается монументальным строением под №79 с рустовкой нижнего этажа (1938–1951 гг., архитектор П.И. Фролов).
Вернемся к началу улицы, к ее правой стороне. Издавна тут, около крепостных ворот, было торговое место – на одном из планов последней трети XVIII в. обозначены «постоялый двор», «кузницы», «надворная печь и при ней очаг, в котором обваривают сайки» и прочие необходимые строения. Почти все начало правой стороны 1-й Мещанской улицы состоит из небольших, выстроенных в основном после пожара 1812 г. домов, первые этажи которых, как правило, предназначались для лавок, а на вторых находились жилые комнаты, сдававшиеся внаем. Со времени постройки они неоднократно изменялись и некоторые из них приобрели в начале XX в. модные фасады. Дом №2 принадлежал до советской власти торгово-промышленному товариществу «П. Малютина сыновья», которое еще в 1890 г. подало прошение о полной перестройке здания по новой красной линии, проведенной со значительным отступом от старой, для того чтобы расширить узкий проезд у Сухаревой башни. Перестройку производил архитектор Г.П. Воронин.
Следующий дом (№4) дожил до наших дней с 1816 г., когда тогдашняя владелица участка купеческая дочь Степанида Габлова выстроила небольшое здание с лавками. В 1841 г. к нему сзади были сделаны пристройки, а в 1909 г. архитектор С.Ф. Кулагин строит не сохранившийся до нашего времени жилой дом в глубине участка и, вероятно, тогда же меняет фасад дома по красной линии.
Дом №6 также дошел до нашего времени с послепожарных времен: в 1826 г. купец К.М. Романов уже владел двухэтажным каменным домом с лавками, построенным по одному из «образцовых» проектов. Рядом здание под №8, фасад которого напоминает дом №4. Первый этаж, занятый лавками, был каменным, а второй деревянным: в те времена, т.е. примерно в 1820-е гг., жилые покои предпочитали все-таки строить из дерева. Архитектор М.Г. Пиотрович в 1910 г. заменил деревянный мезонин каменным этажом; и он же изменил фасад главного дома и построил позади флигели.
Дом №10 был в 1816 г. двухэтажным каменным с небольшим мезонином, и возможно, что он был построен еще в XVIII в. В 1905 г. владелец участка врач А.В. Вердеревский подал прошение о постройке по улице дома по проекту архитектора В.В. Шеймана.
Далее идет большой участок (№12) с тремя строениями по красной линии. В конце XVII и в XVIII в. он принадлежал купцам Исаевым, родственникам Евреиновых. Основатель этой богатой купеческой династии Иван Исаев происходил из города Дубровны в Белоруссии, был также взят в плен, привезен в Москву и отдан в услужение. После смерти хозяина отпущен на волю, поселен в Мещанской слободе, где занялся торговлей в Шелковом ряду и разбогател, став членом привилегированной гостиной сотни. Он скупил на 1-й Мещанской несколько дворов, перешедших к его сыну Илье Ивановичу, занимавшему важные посты в петровской России: президента Главного магистрата и вице-президента Коммерц-коллегии. При нем владение еще расширилось. У Исаевых на участке стояли каменные палаты, вероятно, самого начала XVIII в., фрагменты которых можно увидеть на южном фасаде, обработанном в стиле классицизма.
В конце XVIII в. это владение перешло от наследников И. И. Исаева к купцу Василию Солодовникову; в 1803 г. оно принадлежало купцу А.К. Колыбелину; после 1812 г. купчиха Наталья Лобкова строит справа и слева от главного дома каменные служебные корпуса, позади главного дома был хорошо распланированный сад с несколькими дорожками, беседками и «вишневой аллеей». В 1862 г. новый владелец участка, зубной врач Карл Бари, превратил здание по линии улицы (справа от среднего) из торгового в жилое и надстроил вторым этажом, а в 1873 г. один из членов большой и талантливой семьи архитекторов Чичаговых (возможно, Михаил Николаевич) слеза от основного здания возвел трехэтажный жилой дом для купчихи Фелисаты Баскаковой. По давней традиции считалось, что в этой усадьбе жил знаменитый сподвижник Петра Великого Яков Брюс, которого народ считал чародеем, гадавшим в Сухаревой башне по волшебным книгам. Брюс действительно жил на 1-й Мещанской, но при тщательном исследовании выяснилось, что не здесь, а дальше по улице, на участке под №34.
Такой же большой участок находился рядом (№14). В конце XVIII в., примерно посередине участка, по линии улицы стояли большие каменные палаты (в основе которых еще более ранняя постройка) – они сохранились до нашего времени – сейчас краеведческий музей. Владельцами участка в разное время были люди совершенно различного общественного положения, что отражало перемены в статусе владельцев московской недвижимости: если в начале XIX в. его хозяином был действительный камергер, обер-егермейстер и граф из французских эмигрантов Гавриил Карлович де Реймонд Моден, в середине того же века – некий коллежский асессор Шамардин, то в начале XX в. там поселилась московская первогильдейская купчиха Лия Гуревич.
Дом №16 по 1-й Мещанской вошел во все курсы по истории русской архитектуры, ибо он, как считают исследователи, является произведением самого Баженова, построившего его для тестя, богатого московского купца Луки Долгова. В начале 1740-х гг. купец прибыл в Москву из Калуги в надежде разбогатеть. Это ему удалось: если в 1752 г. он смог выстроить на своем участке (нынешний №16–20) небольшой деревянный дом, то уже через четыре года он – владелец обширных каменных палат, значительно расширенных в 1770 г. Две дочери его были замужем за архитекторами – одна за Е.С. Назаровым, автором такой значительной постройки, как церковь свыше Духа на Лазаревском кладбище, а другая за В.И. Баженовым, самым, наверное, талантливым и самым таинственным из русских зодчих (ему приписываются многие шедевры русской архитектуры, в том числе знаменитый «дом Пашкова», но документы, подтверждающие его авторство, так и не найдены).
В 1816 г. владельцами усадьбы были купеческие сыновья Николай и Лука Долговы, ставшие лейб-гвардии прапорщиками. После смерти Николая его брат разделил усадьбу на две части и отделал старый отцовский дом по фасаду. В дальнейшем правой частью (№16–18) владели купцы, а левую (№20), также с каменными палатами, в 1863 г. приобрел Григорий Антонович Захарьин, знаменитый московский эскулап, гроза и последняя надежда заболевших московских богатеев. Он был крупнейшим ученым, основоположником русской клинической терапии, проложившим новые пути в медицине, блестящим лектором и необыкновенным диагностом, о котором ходили легенды, что он якобы с первого взгляда распознавал любую болезнь. Рассказывающие, правда, частенько забывали, что перед тем как поставить диагноз, Захарьин посылал своего ассистента к больному, а потом сам осматривал и опрашивал пациента буквально часами. Когда он входил в дом, «высокий, бледный, с пронзительными, умными глазами», все трепетали перед ним. К его визиту припасали коробку конфет, которые так и называли «захарьинские»: всем была известна слабость его к сладкому. Особенно боялись Захарьина богатые купцы; он третировал их безжалостно, беря не менее 100 рублей за визит. Практика у него была огромной, гонорары высокими – на них Захарьин приобрел не только дом на Мещанской, но и большой участок с несколькими доходными зданиями на Кузнецком мосту, стоивший более миллиона рублей. Захарьин жертвовал крупные суммы на деревенские школы, помогал нуждающимся студентам, поддерживал научно-медицинские общества и журналы, а перед смертью завещал почти все состояние на благотворительные цели. Интересно сравнение известных врачей и писателей, сделанное медиком и литератором А.П. Чеховым: по таланту он уподоблял Боткина Тургеневу, а Захарьина Толстому.
После Захарьина дом перешел к сыну медицинского светила Сергею Захарьину, умершему (грустная ирония...) в молодом возрасте от туберкулеза. Здание в 1909 г. приобрел симбирский купец Василий Афанасьевич Арацков. Он заказал молодым архитекторам братьям Весниным переделать старый дом: появился балкон по переднему фасаду, окна были расширены, антресоли разобраны, изменились интерьеры, а во дворе были выстроены торговые склады (сейчас позади этого дома стоит новое здание префектуры).
Около дома Захарьина – Арацкова еще один, который сейчас полностью переделан для одного из десятков новых банков, выросших как грибы после дождя. Каменное здание на этом участке обозначено на плане 1816 г.; тогда оно принадлежало коллежскому асессору А.И. Старову. К концу XIX в. владельцем становится Серафимо-Дивеевский монастырь, по прошению которого в 1911 г. в левой части здания архитектор П.В. Харко строит красивую часовню, от которой ныне не осталось никаких следов.
Рядом, почти пилотную, стоит любопытный образец неоклассического направления русского модерна – особняк (№22) с точно воспроизведенными деталями греческой классической архитектурной декорации. Перед переворотом октября 1917 г. им владел присяжный поверенный В.Э. Репман, а выстроен он был в 1901 г. для потомственного почетного гражданина А.П. Богданова но проекту архитектора А.О. Гунста. Внутри чудом сохранилась прекрасная мебель из орехового дерева в стиле модерн.
Последнее в этом ряду здание выстроено по проекту Н.А. Тютюнова в 1891 г. Оно находится на углу с Грохольским переулком, который своим названием обязан владельцу как раз этого углового участка в начале XVIII в. – тяглецу Мещанской слободы Ивану Грохольскому.
Ныне в этом переулке и рядом немного интересных построек; можно отметить новые здания посольств Португалии и Ирландии на правой стороне (1966 г.) и 18-этажное здание лечебно-хирургического корпуса института им. Склифосовского (архитектор И. Ярдов и другие) на левой. Часть Грохольского переулка (ближе к Каланчевскому) называлась 2-м Коптельским по питейному дому «Коптелка», рядом с которым был и пруд Коптелка, называвшийся также Балкан. По соседству с ним в середине XVIII в. находились бойни Сретенского мясного ряда, а далее к востоку шли земли Переяславской ямской слободы, о которой тогда сообщалось: «...ныне оная запахана и огорожена кольями и насажена капуста».
За прудом Балкан смотрели и ухаживали, чистили его и углубляли, но в 1886 г. он внезапно обмелел: ушли подземные ключи, питавшие его, и пруд пришлось засыпать; теперь на его месте между Грохольским, Глухаревым и Живаревым переулками тенистый сквер с большими деревьями. Рядом с прудом издавна обосновались колокольные заводы, в частности завод Струговщикова, известный позже как фирма Самгина (заводчик Н.А. Самгин купил его в 1809 г.), на месте домов №9 по 1-му Коптельскому переулку, и Н.Д. Финляндского (на месте современных жилых домов №30 в Глухаревом переулке). По воспоминаниям писателя А.П. Милюкова, который в Детстве жил в этих местах, вокруг все время разносился колокольный звон: нововылитые колокола подвешивались на заводских дворах и каждый, «у кого только была охота и чесались руки», мог названивать на них сколько душе угодно. «Благодаря этим заводам,– продолжает мемуарист,– наша сторона была для всей Москвы источником самых экзотических сплетен и вымыслов. У колокольных заводчиков испокон веку установилось поверье, что для удачной отливки большого) колокола необходимо распустить в народе какую-нибудь «прочно придуманную сказку и чем быстрее и дальше она разойдется, тем звучнее и сладкогласнее будет отливаемый в то время колокол От этого-то и сложилась известная поговорка: «колокола льют», когда дело идет о каком-нибудь нелепом слухе».
По пруду Коптелка называются переулки, отходящие от Грохольского иод прямым углом. В одном из них, в 1-м Коптельском, среди маловыразительной застройки сохранилось здание середины XIX в. (№24) – невысокое, двухэтажное, с плоскими пилястрами. В начале XIX в. здесь еще не было домов – вся территория была занята садами и огородами. Только к середине века тут оформилась обычная усадебная застройка – главный дом по красной линии переулка, позади него обширный двор с хозяйственными строениями и садом и прудом. С переходом усадьбы в 1860-х гг. к купчихе О.И. Богдановой начались изменения в облике усадьбы: в частности, на месте старого и уже тогда обветшавшего главного дома строится новый с каменным первым и деревянным вторым этажами. В 1912 г. позади него архитектор В.А. Мазырин возвел жилой дом с несколько комичными кургузыми колоннами у входа.
По проспекту Мира за Грохольским переулком – зелень и низенькие строения в небольшом оазисе среди городского движения, шума и машинной копоти. Это Ботанический сад Московского университета, старейший в России, наследник царских аптекарских садов, переданный Петром Великим во всеобщее пользование. Сюда в 1706 г. он перенес аптекарский «огород», разбитый у стен Кремля. По преданию, он сам посадил в новом саду несколько деревьев, из которых сохранилось одно •– сибирская лиственница. С переходом сада в 1805 г. во владение университета здесь стали проводиться занятия со студентами-медиками, начали работать крупные ботаники, занимавшиеся систематикой и морфологией растений. При Ботаническом саде в 1824–1834 гг. жил его заведующий профессор М.А. Максимович, бывший не только ботаником, но историком и литератором. Н. В. Гоголь, друживший с ним, навещал его здесь. В начале позапрошлого века сад был популярным местом: «...он очень хорош, в нем позволяют прогуливаться, в оранжереях соблюдают отличные цветы». Особенного процветания сад достиг в конце XIX в., когда его директором был выдающийся морфолог профессор И.Н. Горожанкин. В то время в саду значительно расширили старые и построили новые теплицы, устроили новую пальмовую оранжерею.
Сейчас сад является филиалом Ботанического сада Московского университета. Он располагает богатой коллекцией различных растений, дендропарком, альпинарием, декоративными цветочными культурами, некоторые же виды настолько редки, что культивируются только здесь. За входом в Ботанический сад наше внимание останавливает особняк (№30) с характерными для стиля модерн криволинейными очертаниями. За последнее время много невзгод пришлось пережить ему; он долго стоял заброшенным, не оправившись после пожара,– но теперь дом заново отделан. На фасаде его мемориальная доска с надписью: «В этом доме жил, творчески работал и умер Валерий Брюсов, поэт, историк, ученый, член ВКП(б). 1873–1924». Можно, конечно, поиронизировать над тем, что авторы текста, возможно, не без основания считали, что историк и ученый понятия разные, но согласитесь, что упоминание в одной строчке поэта и члена ВКП(б) говорит уже о многом. Авторы знали, о чем они писали: то, что Брюсов после насильственного взятия власти в октябре 1917 г. стал большевиком, имело большое значение для них. Известный поэт, один из основателей нового течения в русской литературе, издатель элитарного журнала стал после переворота в октябре 1917 г. активнейшим сотрудником бесчисленных советских учреждений. Поэт так выразил свое отношение к перевороту, произведенному большевиками:
Был Октябрем сменен февраль.
Мне видеть не дано, быть может,
Конец, чуть блещущий вдали,
Но счастлив я, что мной был прожит
Торжественнейший день земли.
В этот дом Брюсов переехал в 1910 г. и прожил в квартире на первом этаже до кончины 9 октября 1924 г. Особняк принадлежал крупному обувщику Ивану Кузьмичу Баеву, который в 1909 г. существенным образом перестроил по проекту архитектора В.И. Чагина старый дом, возведенный после пожара 1812 г. Этот же архитектор сделал слева к дому пристройку с островерхой крышей щипцом, большим окном второго этажа и распластанной аркой входа.
В сторону Ботанического сада выходит брандмауэр доходного дома (№36, 1912 г., архитектор А.Н. Новиков), на котором написано слово «мир» на русском, французском и английском языках. К стене этого дома притулилось небольшое строение, возведенное в 1981 г. для Советского комитета защиты мира. Теперь над плохо видной надписью перед входом: «Федерация мира и согласия» гордо выпячиваются: «Ресторан Кавказская пленница» и «Пивной бар».
Далее высокий жилой дом с встроенной в него станцией мет Проспект Мира» (А.Е. Аркин, А.В. Машинский, 1950–1953 гг.), потом здание №40, построенное для Наркомата совхозов (1938-1941 гг., И.Н. Соболев), которое находится почти на углу Протопоповского переулка, названного новой властью в пылу борьбы с религией в 1924 г. Безбожным, хотя старое название не имело никакого отношения к ней – оно произошло от фамилии владельца земельного участка коллежского асессора И.Г. Протопопова.
В переулке сохранились строения одного из самых крупных благотворительных московских учреждений – Набилковской богадельни (№25). Название оно получило по фамилии основателей братьев Василия и Федора Набилковых, крестьян Ярославской губернии, крепостных графов Шереметевых. Оба они, Василий в Петербурге, а Федор в Москве, стали торговать красным товаром, т.е. мануфактурой, тканями, преуспели и выкупились из крепостного состояния. Братья получили известность в Москве своими благотворительными деяниями: приобретенный в 1820-х гг. участок с рощей и прудами, с обширным тенистым садом, позади которого были огороды и пустопорожняя земля площадью 20 десятин, принадлежавшие ямщикам упраздненной Переяславской слободы, они пожертвовали Московскому попечительному о бедных комитету вместе с капиталом в 40 тысяч рублей для постройки богадельни. Для того чтобы как-нибудь объяснить такое щедрое пожертвование, рассказывали о том, что у Федора Набилкова во время пожара в цирке погибли все его дети и что сломленный горем отец расстался со своим состоянием.
В 1828 г. состоялась закладка, а в 1831 г. открытие первого (западного) корпуса богадельни. Считается, что автором проекта был архитектор А.Г. Григорьев. Строительство зданий Набилковской богадельни продолжалось в течение почти всего XIX в. В 1831–1835 гг. выстроили домовую церковь свыше Троицы, к концу 1830-х гг. возвели правый восточный корпус на пожертвования купца З.П. Чернышева, в 1847 г. заложили два здания для мужского отделения и больницы, а также Всехсвятскую церковь. Почти все эти постройки и содержание их были обеспечены Ф.Ф. Набилковым, который до своей кончины 4 июля 1848 г. на 74-м году жизни пожертвовал для богадельни и училища более 300 тысяч рублей.
Но и впоследствии благотворительность не замерла. На земле богадельни в 1871 г. основали Мариинский приют и в том же году во дворе построили здания для Маросейско-Усачевской богадельни. Вместе с ней сюда же перевели и «семейный приют для 6есплатного содержания гувернанток до приискания ими работы», а в 1880 г. основали также бесплатную глазную лечебницу на пожертвования П. и А. Волудских – для нее на углу Протопоповского и Астраханского переулков выстроили специальное здание по проекту архитектора П.А. Ушакова.
Год открытия Набилковской богадельни для Москвы, как и для России, был очень тяжелым: свирепствовала холера, смертность была высокой и оставалось много детей-сирот. В Набилковской богадельне не только присматривали за ними, ухаживали, кормили их и лечили, но и учили: кроме общеобразовательных предметов, детям преподавались типографское искусство, различные ремесла, бухгалтерский учет. При богадельне открыли училище, которое разместили в красивом здании с классическим портиком, выходящим на 1-ю Мещанскую (проспект Мира, 50), которое было выстроено еще к 1816 г. тогдашними владельцами Лобковыми (сохранился лишь его левый, северный флигель, а правый, южный был сломан еще в 1920-е гг.). В 1827 г. дом приобрел Федор Набилков и уже через четыре года пожертвовал его для училища Императорскому человеколюбивому обществу. «При училище,– как писалось в книге о Набилковской богадельне,– заведены весьма изрядная библиотека для чтения, многие учебные пособия, музыкальные инструменты и гимнастика». Набилковское коммерческое училище считалось одним из лучших средних учебных заведений в Москве. В нем, в частности, учились артист, исполнитель устных рассказов и писатель И. Ф. Горбунов и известный краевед А. Ф. Родин.
Если пройти за основное здание Набилковской богадельни в Протопоповском переулке, то там можно увидеть несколько строений, расположенных параллельно друг другу правильными порядками. Это дома Братолюбивого общества снабжения в Москве неимущих квартирами (Протопоповский переулок, №19), председательницей которого долгие годы была графиня Прасковья Сергеевна Уварова. В 1870-х гг. здесь находились 11 одинаковых деревянных строений, в которых помещались дешевые квартиры. В конце XIX начале XX в. деревянные дома постепенно заменялись основательными каменными зданиями. Почти все они были построены архитектором И.П. Машковым, за исключением трех из них, которые проектировались А.К. Ланкау и Н.С. Курдюковым.
Самое, вероятно, интересное из всех зданий Братолюбивого общества то, в котором находится народный суд (дом №19, строение №6). Оно было сооружено в русском стиле архитектором И.П. Машковым в 1901 г. для богадельни, в которой была и домовая церковь, освященная во имя свв. князя Владимира и Марии Египетской. Она была выделена шатровой башенкой над правой частью здания, а в центре самого здания, в большом проеме с фигурными колонками, висели колокола. Все этого уже нет – остались только разнообразные керамические вставки.
С севера к участку Братолюбивого общества примыкает участок детской больницы имени свыше Ольги, вход в которую находится в Орлово-Давыдовском переулке (№2а). Она была основана на 400 тысяч рублей, пожертвованных графом С. В. Орловым-Давыдовым в память его матери Ольги Ивановны. Каменные здания больницы построены в 1880–1890-х гг. по проекту К.М. Быковского и В. В. Баркова; они выделяются резким контрастом красного кирпича и белых декоративных деталей. На этих зданиях сохранились редкие мозаичные изображения свыше целителя Пантелеймона и покровительницы больницы свыше Ольги. На корпусе напротив входа – мемориальная доска в честь известного детского врача А.А. Киселя.
На участке №46–48 по 1-й Мещанской строительство началось в конце 1920-х гг., когда в глубине его возводили здание для Высшей пограничной школы ОГПУ (автор А.Я. Лангман), по улице же сломали чудесный особняк тонких пропорций и построили жилой дом для Артиллерийской академии в 1936–1938 г. (архитектор М.С. Шерфединов); вторую очередь этого же дома, но для ОГИЗа (Объединения государственных издательств) начали в 1940 г., а окончили в военном 1944 г., но уже для сотрудников Наркомата электростанций.
С левой стороны от здания бывшего Набилковского училища (№50), о котором рассказано ранее,– два небольших соединенных переходом особняка, которые занимает посольство Замбии (дом №52а). Правый дом старый, выстроенный, вероятно, еще в начале XIX в. для купца В. И. Ерофеева, а левый значительно моложе – он возведен в 1896 г. архитектором В.И. Чагиным для обувщика Ивана Денисовича Баева. Доходный дом №52 на том же участке выстроен в 1910 г. (архитектор И.С. Кузнецов) в период увлечения ампирными декоративными формами.
Дом №54 был начат перед войной по проекту архитектора А. В. Власова для сотрудников автомобильного завода «КИМ», что означало «Коммунистический интернационал молодежи». Был такой завод, предназначенный для производства малолитражных автомобилей и успевший выпустить одну опытную модель. После войны он перешел на производство немецких автомобилей «Опель-Олимпия», ставших у нас «Москвичами». Окончательно дом №54 достроили в 1946 г. и поселили там сотрудников Министерства транспортного машиностроения.
По этой же стороне проспекта можно обратить внимание на дом №62 с сильно выступающей левой частью и небольшим эркером на два этажа – это постройка 1905 г. (автор Р.И. Клейн). Дом №68 с 12-этажной частью на углу Банного переулка выстроен в 1956 г. по проекту архитектора А.Е. Аркина, далее 7-этажный дом №70 (1952 г.), проект А.В. Машинского и Б.С. Мезенцева, потом №74, облицованный каменными плитами (1951 г., архитекторы Н.И. Хлынов и А.Г. Рочегов). Заканчивает улицу дом №78 (1950–1952 гг., архитектор А.М. Горбачев). Как и здание напротив, он оформляет высокой башней выход улицы к площади Рижского вокзала.
Вокзал в старой Москве назывался Виндавским, т.к. дорога шла до портового города Виндава (ныне Вентспилс). Здание его, нарядное, все в узорочье мелких украшений, выстроено в 1899–1902 гг. по проекту архитектора Московско-Виндавской железной дороги С.А. Бржозовского. Открытие вокзала состоялось 14 июля 1902 г. С 1742 г. на площади находилась застава Камер-Коллежского вала, которая стала называться Крестовской после воздвижения креста на том месте, где 3 июля 1652 г. встречали мощи свыше Филиппа. Потом там построили небольшую часовню «у Креста». По преданию, именно до этого места провожали преподобного Сергия, когда он шел из Москвы, и здесь он останавливался, направляясь в Москву. Здесь же была и первая царская «слазка» – на пути в Троицу на богомолье государи останавливались и переменяли платье в нарочно для этого расставленных шатрах.
Тут, по обе стороны Камер-Коллежского вала, на окраине города, среди полей и лесов, в конце XVIII в. находилась большая (площадью более 10 десятин) усадьба Дарьи Пашковой, жены владельца роскошного дворца – Пашкова дома – напротив Кремля, на Моховой. Она приобрела эту огромную усадьбу в 1792 г. у тайного советника сенатора А.А. Ржевского. В усадьбе был каменный дом, окруженный огромным парком, украшенным садовыми затеями, беседками, гротами, статуями, лабиринтами, с оранжереями, парниками и целой системой прудов и каналов. Еще в 1880 г. были видны развалины каменных палат и оранжерей бывшей усадьбы. Долго они были известны под именем Пашковских огородов.
В 1893 г. у заставы по обеим сторонам дороги возвели две высокие водонапорные башни – они назывались Крестовскими – Мытищинского водопровода, наверху которых находились два бака емкостью 150 тысяч ведер каждый. Проект этого интересного инженерного сооружения принадлежал архитектору М.К. Геппенеру. После Нижегородской выставки 1896 г. в одной из башен разместили экспонаты, рассказывавшие о московском городском хозяйстве; отсюда и получил начало Музей истории Москвы. Крестовские башни снесли летом 1939 г. лучшего применения, чем на кирпич, им тогда не нашлось.
Недалеко от заставы, почти у самого вала, в Переяславской слободе иждивением прихожан поставлена, вероятно во второй половине XVI в., приходская церковь Усекновения главы Иоанна Предтечи. После пожара 1712 г. в построенном заново деревянном здании церкви главный престол освятили во имя Знамения Пресвятой Богородицы. Нынешнее здание строилось с 1757 г. и было закончено в 1766 г., а в 1890 г. оно было увеличено пристройками придельных храмов, оформленными так же, как и основное здание,– в стиле барокко. Т. к. во время массового закрытия церквей большевиками ее не тронули, то в ней сохранились многие реликвии: распятие из Спасского монастыря, иконы из церквей свыше Трифона и свв. Адриана и Натальи. Роспись церкви относится ко второй половине XIX в.
На 2-й Мещанской (с 1966 г. улица Гиляровского), начинающейся также у Садового кольца, можно отметить несколько построек, среди которых заслуживает внимание дом №5, выстроенный в 1906 г. по проекту архитектора Н.И. Жерихова; по той же стороне дом №19 с псевдоклассическим фасадом, выделенным двумя большими портиками с полуколоннами ионического ордера на три этажа, завершенный плоским фронтоном (1913 г., архитектор Л.И. Лозовский). В парадном подъезде этого здания еще сохранилась декоративная обработка стен и потолка.
На правой стороне улицы интересно скромное двухэтажное строение (№6) с пилястрами на оба этажа – оно сохранилось от усадьбы, принадлежавшей в конце XVIII столетия подполковнику Г.С. Кушникову.
Двухэтажное здание на высоком подвальном этаже, с межэтажной тягой и развитым карнизом под №16, выстроено в XVIII в. Двухэтажный дом №18 весьма интересен; он, возможно, также XVIII в., но отделка его замковыми камнями, рустом и барельефом относится к послепожарному времени.
В квартале между 2-й и 3-й Мещанскими по Старой Божедомке находятся строения бывшей полицейской части. В основе здания, выходящего углом на 3-ю Мещанскую, возможно, сохранилось строение, бывшее на участке графа Алексея Орлова-Чесменского в конце XVIII в.
По той же стороне за Старой Божедомкой виден необычный силуэт особняка (№20), в котором находится посольство Мозамбика: с правой стороны его возвышается полубашенка, с левой – острый щипец, а в середине – переход от одного объема к другому. Это особняк потомственной дворянки Екатерины Ломакиной, выстроенный около 1909 г.; имя автора этого оригинального здания найти в архивах не удалось.
За площадью с церковью свыше Филиппа митрополита – последний отрезок 2-й Мещанской улицы. На ее левой стороне сохранилось двухэтажное здание (№39), надстроенное двумя этажами, с полукруглыми окнами второго и замковыми камнями над окнами первого рустованного этажа. Оно связано с именем барона Андрея Ивановича Дельвига, известного инженера, основателя и первого председателя Императорского русского технического общества, строителя многих шоссейных и железных дорог, обновившего систему московского водопровода, автора пространных мемуаров, в которых он рассказывает о встречах со многими известными деятелями русской культуры и истории на протяжении своей долгой жизни.
Дельвиг долгое время был инспектором частных железных дорог в России, и в знак уважения к его заслугам такие именитые железнодорожные деятели, как Ф.В. Чижов, И.Ф. Мамонтов, К. фон Мекк, П.И. Губонин, С.С. Поляков, решили вновь организованное железнодорожное техническое училище назвать Дельвиговским. В 1872 г. открыли первый класс училища на Новой Басманной, а после того, как поступили пожертвования на собственный училищный дом (до 150 тысяч рублей), начали строительство на 2-й Мещанской. В 1878 г. здание училища по проекту архитектора И. Левицкого было завершено.
Дельвиговское училище пользовалось большой популярностью: при необычайном развитии русских железных дорог в конце XIX в. требовалось большое количество техников и многие стремились поступить в училище; конкурс достигал двух человек на место. Первым председателем совета училища был Ф.В. Чижов, а после него – С.И. Мамонтов.
На 2-й Мещанской улице находится целый комплекс благотворительных учреждений, называвшихся Солодовниковскими домами.
В мае 1901 г. умер богач Гаврила Солодовников, о непомерной скупости которого ходили по Москве легенды: он скудно питался, воровал яблоки у разносчиков, на коляске поставил резиновые шины только на задние колеса, «а у кучера не желаю» и т.п. Богатство свое он приобрел ростовщичеством, причем, по рассказам, не напоминал
должникам об их долге, а дожидался срока уплаты и внезапно предъявлял вексель. Свои миллионы (есть сведения, что общая сумма капитала, завещанного на благотворительные цели, достигала невероятной тогда цифры – 20 миллионов рублей!) Солодовников завещал городу на благотворительные дела, оставив недовольными наследников, судившихся из-за денег в течение многих лет.
На часть капиталов выстроили огромные по тому времени, да и сейчас не кажущиеся маленькими дома дешевых и бесплатных квартир. В 1906–1909 гг. на углу 2-й Мещанской и Трифоновской улиц (№65/74) выстроили два дома: ближе к центру для семейных (проект И.И. Рерберга), подальше – для одиноких (проект М.М. Перетятковича, строительство проходило под руководством архитектора Т.Я. Бардта).
В Солодовниковском доме для семейных было 183 заранее меблированных однокомнатных квартиры, каждая площадью от 16 до 21 кв.м.; на этаже находились 4 кухни с холодной и горячей водой, с отдельными столами для каждой семьи, холодными кладовыми, русской печью, помещениями для сушки верхнего платья, а также комнатой для прислуги, убиравшей в доме; жильцы пользовались общей библиотекой, яслями, потребительской лавкой.
В Солодовниковских домах жили в основном учащиеся, приказчики, конторщики и прочий небогатый народ, попасть туда было непросто. «Свободных квартир никогда не имеется, благодаря огромному наплыву желающих жить там»,– сообщалось в отчете Городской думы.
У начала еще одной улицы слободы – 3-й Мещанской (с 1962 г. улица Щепкина) – недалеко от Садового кольца стоит небольшой особняк на низком полуподвале и с высоким бельэтажем (№6), выстроенный в 1882 г. архитектором В.И. Веригиным для купца 2-й гильдии И. Г. Урина. В нем в августе 1919 г. открыли так называемый «6-й пролетарский музей» – так тогда называли музеи, устраивавшиеся в покинутых хозяевами богатых особняках. Далее пятиэтажный дом №8 (1913 г., архитектор Н.И. Жерихов), облицованный керамическим кирпичом, с двумя ризалитами, украшенный вазонами.
За ним проходил исчезнувший Адриановский переулок, ведший к церкви свв. Адриана и Натальи.
Дом №20, надстроенный двумя этажами, с очень высоким вторым парадным этажом построил архитектор А.А. Никифоров в 1889 г. Рядом большой земельный участок, шедший до пересечен со Старой Божедомкой, который после пожара 1812 г. стал принадлежать купцам Болотновым, выстроившим на нем фабрику, доставлявшую соседям в этом тихом жилом районе немало беспокойства. К концу позапрошлого века наследники фабрику упразднили, участок разделили и на оставшейся у них части выстроили особняк по проекту С.М. Гончарова (№24, там теперь посольство Шри-Ланки). На проданной же части новая владелица воздвигла целый жилищный комплекс (№22, архитектор Г.А. Гельрих) со сложной обработкой фасада: центр его выделен двумя эркерами, соединенными балконом, с глубокими лоджиями, большими пилястрами, на капителях которых изображены театральные маски и путти.
Этот участок 3-й Мещанской улицы по левой стороне заканчивают два доходных дома – №25 (1905 г., архитектор Г.А. Гельрих) и №27 (1893 г., архитектор К.Л. Розенкампф).
Дальше улица по сути дела исчезает в оголенных пространствах около олимпийских сооружений. Вокруг них асфальтированная пустыня, на которой нелепо торчат остатки старых домов, позади стадиона выходят какие-то технические устройства: надо было спешно построить спортивный комплекс к Олимпийским играм, а о том, чтобы привести в порядок территорию вокруг, не было ни охоты, ни возможности подумать.
Олимпийские игры 1980 г. рассматривались руководством СССР как важнейшее пропагандистское мероприятие, для которого не пожалели средств. Главное строительство осуществлялось здесь, в тихих уютных переулках около Мещанских улиц. До сих пор перед глазами тенистый Тополев переулок, действительно заслуживший свое название (правда, автор многих замечательных книг о Москве В. Б. Муравьев рассказал курьезную историю о его названии: переулок назвали зимой, решив, что деревья, росшие в нем, были тополями, а летом они оказались липами), и тихий Выползов переулок, названный, возможно, по домовладельцу, в котором оставили здание единственной тогда московской мечети, построенное в 1904 г. по проекту архитектора Н.А. Жукова. В 1990-х гг. рядом возвели здание для медресе (школы) с большим куполом.
Для Олимпиады выстроили два огромных сооружения: универсальный спортивный зал и бассейн (1976-1980 гг., М. Посохин, Б. Тхор, Л. Аранаускас и др.). В связи с появлением их в плотной городской ткани возникает вопрос о том, рационально ли строить такие сооружения в городе оправдывают ли они те разрушения, которые неизбежно тянутся за ними, есть ли смысл в огромных пустых пространствах вокруг?
Стадион отделен от 3 Мещанской несколькими зданиями, оставшимися от застройки улицы. Издалека виден острый силуэт жилого дома с башенкой на углу, выстроенного в 1914 г. по проекту архитектора Э.К. Нирнзее.
За ним деревянный небольшой домик, давно уже стоящий в лесах. Это дом, в котором жил великий русской актер Михаил Семенович Щепкин. Он переехал из Воротниковского переулка (дом №12) в конце 1850-х гг. и прожил тут последние годы жизни. При доме был большой сад, в котором «шумели развесистые березы и цвела сирень и кусты малины, смородины и крыжовника, точно где-нибудь в деревне». В доме жила многочисленная семья великого актера, его друзья с семьями и ученики, там нашли гостеприимный кров престарелые артисты, когда-то блиставшие на сцене. С утра до позднего вечера дом шумел, кипел, играл, носились стайкой дети, приходили соседи, приезжали знакомые, друзья, почитатели таланта артиста. Часто заходил собиратель русских сказок А. Н. Афанасьев, живший также на 2-й Мещанской, гремел звучным басом Н.X. Кетчер, которому нужно было только перейти дорогу и очутиться у своего друга. Щепкина посещали чуть ли не все известные представители русской интеллигенции. Оказывалось и так, что за столом, «между посещающими, иногда бывали случайные гости, неведомо откуда явившиеся, и вряд ли кому приходило на ум навести справки об этих сюрпризных гастрономах». Натура общительная, гостеприимная, М.С. Щепкин был рад шуму и веселью вокруг него, но если он играл вечером в спектакле, то старался уединиться и даже не участвовал в общей трапезе, довольствуясь маленьким кусочком черствого хлеба и кружкой клюквенного морса. К вечеру дом постепенно затихал: в двенадцать ужинали и к двум часам все уже спали, только в кабинете Щепкина горела свеча – артист готовился к выступлению. Из этого дома он уехал в Крым на лечение, но поездка оказалась последней для него: 1 августа 1863 г. он скончался в Ялте. Гроб с телом артиста привезли в церковь свыше Филиппа, где совершилось отпевание. Похоронили его на Пятницком кладбище, около Т.Н. Грановского. Могила Щепкина была засыпана цветами, принесенными Кетчером, который опустошил весь свой сад для друга.
Николай Христофорович Кетчер, врач, переводчик Шиллера, Гофмана, Шекспира, в последние годы жизни крупный чиновник, в молодости вошел в кружок Герцена – Огарева и принимал живейшее участие в их жизни. Чрезвычайно привлекательный портрет его нарисовал А.И. Герцен в «Былом и думах», посвятив Кетчеру, «любившему до притеснения» своих друзей, целую главу. «Гнев и милость, смех и крик Кетчера раздаются во все наши возрасты»,– писал Герцен.
Друзья любили и заботились о Кетчере. Тургенев, Грановский и Щепкин в складчину купили ему маленький домик на 2-й Мещанской улице (№44), где он проводил целые дни, копаясь в саду, окруженный несметным сонмом подобранных им бездомных кошек и собак. Особенно тепло Кетчер относился к Грановскому и Щепкину – он на много лет пережил своих друзей и навещал похоронить себя между их могилами на Пятницком кладбище, как бы надеясь не расставаться с ними и после смерти.
За пустынями около олимпийского стадиона 3-я Мещанская улица продолжается зданиями МОНИКИ, т.е. Московского областного научно-исследовательского клинического института (о нем см. в главе «Напрудная слобода »).
Наиболее интересные здания последней из улиц бывшей Мещанской слободы – 4-й Мещанской,– по сути дела, находятся уже на территории соседней слободы (см. главу «Троицкая слобода»),