Кунцево
«Говорить о его прекрасном местоположении на возвышенном берегу, покрытом густыми деревьями, с крутыми скатами к живописно раскинувшейся Москве-реке – мы считаем излишним».
Вот как приступал к рассказу о Кунцеве автор «Путеводителя по окрестностям Москвы и указателя их достопримечательностей», изданного в 1867 г. И сейчас, спустя более чем сто лет после появления на свет этой книги, Кунцево славится «красотой местоположения». За эти годы ни массовое строительство, ни индустриализация, ни вандализм коммунистов не смогли существенно испортить его. Можно только присоединиться к словам путеводителя: «Нужно побывать в Кунцеве и осмотреть его, чтобы судить о его очаровательной местности и полюбоваться оттуда великолепной панорамой Москвы». Даже само название некоторые исследователи производят от слова «кунка» – милая, «кунеть» – хорошеть, хотя и наиболее правдоподобно было бы производить название от личного имени Кунец, возможно, одного из ранних владельцев Кунцева.
Этой местности повезло – ее историю описал знаменитый историк Иван Егорович Забелин в книге, названной им «Кунцово и древний Сетунский стан» с подзаголовком «Исторические воспоминания», заказанной и изданной в 1873 г. тогдашним владельцем Кунцева меценатом К.Т. Солдатенковым. Книга эта, по мнению А.А. Формозова, исследователя наследия историка, «едва ли не самое удачное из сочинений Забелина» и вполне заслуживает переиздания. Сам историк часто бывал в Кунцеве вместе со своим другом молодости, известным московским юристом и коллекционером гравюр и лубочных картинок Дмитрием Ровинским: «Первые весенние наши прогулки направлялись в Кунцово и, конечно, в его окрестности, повсюду очень живописные. Впоследствии, в 1851 г., я даже поселился вблизи Кунцова на даче в деревне Давыдковой на реке Сетуни, куда прихаживал и Дмитрий Александрович с братьями Николаем и Владимиром Александровичами»,– вспоминал Забелин.
В этих местах находилось одно из самых старых поселений под Москвой – родовой поселок, относящийся к VI–V вв. до н.э. Это была небольшая земляная крепость, древнейшая в Москве, расположенная высоко над рекой на обособленном мысу, с валами и рвами, укрепленная плетнем и тыном. Что самое интересное – Кунцевская крепость просуществовала без перерывов больше, чем какое-либо другое подмосковное селение: с VI-V в. до н.э. – до VIII-IX в. н.э., т.е. почти полторы тысячи лет без перерыва люди жили на этом месте! Экспедиция Музея истории Москвы под руководством известного археолога А.Г. Векслера несколько лет работала здесь и нашла остатки оборонительных сооружений и множество предметов обихода. Среди находок уникален сосуд – рельефным штампом на нем оттиснуто изображение мифического славянского Китовраса, крылатого получеловека-полуконя с мечом в руках; другая находка – трубчатый замок сложной конструкции – датируется временем до монгольского нашествия; были найдены железные ножи, топоры, шиферные пряслица.
Раскопки производились в западной части Кунцевского парка, на так называемом «Пруклятом месте», как называли местные жители остатки древнего городища. Рассказывали, что тут была когда-то церковь, которая во время отпевания какой-то прекрасной женщины погрузилась под землю. Интересно отметить, что экспедиция Векслера подтвердила, что здесь находился один из древнейших христианских храмов (XIII – начало XIV вв.), воздвигнутый на месте языческого капища.
По данным, приведенным историками Забелиным и братьями Холмогоровыми, здесь действительно находилась церковь, освященная во имя праздника Покрова, но уже в 1638 г. исчезнувшая, и вместо нее упоминается только место церковное, «что на Городище»
Как писал И.Е. Забелин в книге о Кунцеве: «В начале сороковых годов, когда мы в первый раз познакомились с этим местом, на самой средине площадки оставалось еще объемистое дупло от громадного дерева, обхвата в 3 толщиной. Оно имело вышины аршин 5, было тогда накрыто соломенною круглою кровлею и таким образом представляло небольшую и замысловатую беседку в виде исполинского гриба с простыми столиками и скамейками вокруг. Со стороны реки в дупле была широкая расщелина, а внутри, в его средине, стоял истукан – степная каменная баба около 4 аршин высоты».
Заросший лес, глубокие овраги, дикие заросли, обрывистые берега, остатки кладбища, придававшие своеобразную, несколько мрачную красоту этому месту, привлекли романиста М.И. Воскресенского, теперь уже прочно забытого, но в свое время довольно популярного и плодовитого – он был автором более 40 томов различных сочинений. В 1838 г. (в 1858 г. вторым изданием) был опубликован его роман под названием «Проклятое место», которое так описывается автором: «Представьте себе большую, почти квадратную площадь на превысочайшей горе, на которую с трудом можно взобраться, обросшую со всех сторон густыми, но поблекшими купами деревьев. Посреди этой уединенной долины – разбитый когда-то грозой дуб. Около его торчат угловатые, поросшие мхом надгробные камни. Трава здесь желтая, как будто обожженная молнией. Подойдите к какому хотите краю этой мрачной долины – вы ничего не увидите кроме зеленых верхов дерев, растущих тесно по крутой горе. Вы как будто какой-то волшебной силой выкинуты над лесом и не знаете, как сойти с небольшого кусочка земли, на котором держитесь».
Тут у «Проклятого места» и разворачиваются в романе душещипательные сцены, происходят неожиданные свидания и замысловатые превращения.
Есть известия, что на месте Кунцева находилась одна из деревень – Ипская – ростовского архиепископа Григория, принадлежавшая впоследствии боярину великого князя Василия II Дмитриевича, ростовскому наместнику Петру Константиновичу. Он упомянул деревню в завещании 1454 г., отдавая ее в числе прочего на помин своих прародителей и родителей и своей души в Успенский собор. Первое же упоминание собственно Кунцева относится только к началу XVII в. – оно было сделано в переписной книге Московского уезда. Это была старинная вотчина князей Мстиславских, небольшая деревня на речке Хвилке. Она принадлежала боярину князю Федору Ивановичу Мстиславскому, одному из самых родовитых членов Боярской думы. Мстиславские были потомками Гедимина, получившими в конце XIV в. Мстиславское княжество в удел. После смерти царя Федора Ивановича Ф.И. Мстиславский неоднократно назывался в качестве претендента на царский престол. В 1610 г. он стоял во главе боярского правительства, так называемой Семибоярщины.
В 1622 г. Кунцево перешло от умершего Федора Ивановича Мстиславского к его сестре, старице Вознесенского монастыря княжне Ирине, последней в этом роде. С ней связана история придворных интриг при дворе последнего Рюриковича. Шуйские, пытаясь ослабить влияние Бориса Годунова, хотели бить челом царю Федору Ивановичу, чтобы он отослал царицу Ирину, сестру Бориса Годунова, в монастырь и взял в жены другую, и на эту роль предлагали княжну Ирину Мстиславскую. Однако Борис открыл заговор и опередил замыслы бояр: княжну тайно увезли из дома и постригли в монахини, с Шуйскими расправились, но отец Ирины, князь Федор Мстиславский, не пострадал.
Эти события описаны Алексеем Константиновичем Толстым в драме «Царь Федор Иоаннович», где он вывел под именем Наталии княжну Ирину Мстиславскую.
После ее кончины деревня перешла в казну и в 1649 г. была продана боярину Илье Даниловичу Милославскому, который тут построил свой двор, отчего Кунцево стало называться сельцом. Крестьян в нем не было, тут находилась боярская загородная подмосковная дача. По словам Самуила Коллинса, врача при царском дворе в 1659–1666 гг., Милославский «красивый мужчина, крепок сложением, как Геркулес, смел, имеет большие способности, и такую огромную память, что помнил имена всех должностных чиновников 80-тысячного войска, знал, где они живут и какую должность каждый из них занимает. Царь его больше боялся, нежели любил, но царица всегда держала его сторону. Его сделали государственным казначеем и дали ему еще 6 или 7 должностей, которые он все исполнял очень деятельно, только не бескорыстно».
Милославские – незнатные и небогатые дворяне – приобрели важное значение после женитьбы царя Алексея Михайловича на дочери стольника Ильи Даниловича Ирине в январе 1648 г. и после того, как другая его дочь Анна вышла замуж в том же январе, через 10 дней, за ближайшего советника царя боярина Б.И. Морозова.
Царский тесть сразу же получил большие пожалования – и чинами, и землями, и подарками, и деньгами. После его кончины в 1668 г. Кунцево перешло в казну – есть упоминания о том, как царь Алексей Михайлович, страстный охотник, «тешился под селом Хвилями да в Кунцовских Заразех» (так назывались крутые береговые обрывы там). Впоследствии Кунцево оказалось у сына всесильного боярина Артамона Матвеева, погибшего в стрелецкий мятеж 1682 г., Андрея Артамоновича Матвеева, продавшего Кунцево в 1690 г. дяде Петра I Льву Кирилловичу Нарышкину.
Вот с тех-то пор Кунцево в продолжение двухсот лет находилось в нарышкинском роду. Именно при Нарышкиных был выстроен дворец, разбит сад, устроены в нем разные затеи, построены хозяйственные здания, словом, все, что нужно было для большой загородной усадьбы. Нарышкины происходили из захудалого рода тарусских дворян, выдвинувшихся на первые роли в государстве после женитьбы царя Алексея Михайловича на воспитаннице его друга и ближайшего сотрудника Артамона Матвеева Наталье Кирилловне Нарышкиной. Ее брат Лев Кириллович стал одним из главных лиц в управлении государством в юношеские годы Петра, начальником Посольского приказа, а во время его отсутствия был вторым лицом в государстве после князя-кесаря Федора Ромодановского.
В 1704 г. в Кунцеве находились «двор вотчинников, двор конюшенный и скотный и двор птичий»; всего в сельце насчитывалось 12 жителей.
Особенно стало прихорашиваться Кунцево при Александре Львовиче Нарышкине. Оно стало селом, т.к. он в 1744 г. получил разрешение возвести церковь Знамения Пресвятой Богородицы (она была освящена 25 января следующего года; колокольня же относится к 1824 г.). Он же и взялся за строительство усадебного дома, соответствующего его положению. Дом был построен из дерева на самом краю крутого обрыва к Москве-реке, и можно представить, какие виды открывались на сельские просторы с бельведера дома. Перед домом стояли две мраморные статуи Юпитера и Юноны, итальянские копии с греческих оригиналов.
Нарышкины были родственниками царствующей династии, они были близки ко двору, сам Александр Львович имел придворный чин обер-шталмейстера, был кавалером высших российских орденов Андрея Первозванного и Александра Невского. Его сын Лев Александрович пользовался известностью при дворе Екатерины II за свой веселый нрав, знание множества историй и постоянную готовность участвовать в различного рода развлечениях. Он был назначен императрицей Елизаветой Петровной ко двору Петра III и Екатерины и с тех пор оставался неизменным участником придворных увеселений. Державин так писал о его гостеприимстве:
Твой дом утехой расцветает,
И всяк под тень его идет.
Идут прохладой насладиться
Музыкой душу напитать;
То тем, то сем повеселиться,
В бостон и в шашки поиграть.
И словом, радость всю, забаву,
Столицы ты к себе вместил.
Хвалю тебя,– ты в смысле здравом
Пресчастливо провел свой век.
Екатерина II отзывалась о нем в «Записках»: «Это была одна из самых странных личностей, каких я когда-либо знала, и никто не заставлял меня так смеяться, как он. Это был врожденный арлекин, если бы он не был знатного рода, к какому он принадлежал, то он мог бы иметь кусок хлеба и много зарабатывать своим действительно комическим талантом: он был очень неглуп, обо всем наслышан, и все укладывалось в его голове оригинальным образом».
Однако не так снисходительно отзывались о нем те, кто обвинял екатерининский двор в роскоши, безумных тратах и распущенности. Историк М.М. Щербатов в своем сочинении с характерным названием «О повреждении нравов в России» утверждал, что Нарышкин «...такова ума, который ни к какому делу стремления не имеет, труслив, жаден к честям и корысти, удобен ко всякому роскошу, шутлив, и словом по обращениям своим и по охоте шутить более удобен быть придворным шутом нежели вельможею».
Жил он в основном в Петербурге, но иногда бывал в своей подмосковной, особенно когда надо было принять знатного гостя. Вот в 1763 г. Екатерина II посетила своего любимца. После визита к А.А. Нарышкину в Фили она присутствовала в ближнем военном лагере на «экзерциции» и оттуда приехала в Кунцево, «где и вечернее кушанье кушать соизволила». В воспоминание монаршего визита долгое время перед домом красовалась колонна из цельного куска сибирского мрамора с большой вензелевой буквой «Е», короной наверху и пьедесталом, на одной стороне которого было высечено: «Столб Перьвой Сибирской Мрамморъный привезенный в С.Петербург в 1769 г., поставлен в селе Купцове в 1841 г.», а на другой: «Пожаловано Ее Императорским Величеством Екатериною второю в 1769 г. Гну Обер Шталмейстеру Льву Александровичу Нарышкину».
Достопамятным был 1818 г., когда здесь с 3 на 4 июня останавливался для ночлега прусский король Фридрих-Вильгельм III; приезд родителя почившей императрицы Александры Федоровны был вызван рождением в Москве наследника престола, будущего императора Александра II. Владельцем Кунцева по случаю приезда высоких гостей в несколько запущенной усадьбе все было приведено в порядок, ведь, как писал издатель «Русского вестника» С.Н. Глинка, «где нужно изъявлять усердие, там для русских нет невозможного». Прусского короля встретил Александр I, проводил до Кунцева, оставил там и уехал в Москву. На следующий день он вернулся с братьями Константином и Николаем, и из Кунцева все последовали в Москву.
В воспоминание этого посещения Александр Львович Нарышкин поставил обелиск с надписью на бронзовой доске: «1818 г. Июля 4 дня Король Пруский Фридрих Вильгельм III, узрев из Кунцова Москву, благодарствовал ей за спасение своего Государства».
Этот визит коронованных особ был не последним – почти через 50 лет, в 1861 г., Кунцево посетил император Александр II. В память его посещения в парке напротив дома сохранялся круглый на каменной тумбе стол, где вечером 26 мая он и императрица Мария Александровна пили вместе с хозяевами чай.
Через четыре года Кунцево впервые увидело новых владельцев – у Нарышкиных их старинную усадьбу приобрел за 200 тысяч рублей Кузьма Терентьевич Солдатенков, раскольник, богач, меценат. По воспоминаниям, он «жил в Кунцеве весело: задавал лукулловские обеды и сжигал роскошные фейерверки с громадными щитами, снопами из ракет, с бенгальскими огнями». По праздникам и воскресеньям парни и девки из соседних Мазиловой и Крылатского водили перед домом хороводы, «...за что получали от Солдатенкова платки, пряники, орехи и другие подарки».
Часть имения новый владелец разделил на участки и сдавал под дачи. В Кунцеве летом постоянно жили в то время купеческие семьи Боткиных, Третьяковых, Щукиных, Коншиных, Абрама Морозова, Бутиковых. По воспоминаниям Петра Ивановича Щукина, «в лесу собирали землянику, малину, костянику, бруснику, чернику, белые и березовые грибы и орехи. Певчих птичек было изобилие, по ночам пели соловьи и даже кукованье кукушек и лягушачьи концерты придавали своего рода прелесть Кунцеву». Парк был открыт для посещения, и по воскресным дням он наполнялся приезжими из города, особенно много народа было в так называемой чайной роще – светлом березовом лесу, где можно было за небольшую плату взять самовар с горячей водой и столик. По отзывам, столиков часто, в особенности по воскресеньям, не хватало. Как сообщала газета «Русское слово» в 1897 г., «Кунцевский парк кишмя кишит публикой, приезжающей из Москвы. Много приходит мастеровых, располагающихся с водкою, орущих песни, а это уже неприятно». Кунцево привлекало еще и хорошим купаньем, но, как замечала та же газета, купавшиеся придерживались «совершенно оригинальных взглядов», которые, как оказывается, выражались в том, что «мужчины не стесняются дам, а последние мужчин. Эта особенность породила у многих желание заниматься фотографией. И нередко можно видеть гуляющих по берегу молодых людей с миниатюрным фотографическим аппаратом в кармане».
В Кунцеве был и театр, на спектакли которого приезжали специально из Москвы, а популярный увеселительный сад под названием «Гай» освещался (редкость тогда!) электрическими лампами.
В 1890-х гг. часть Кунцева (ту, которая ближе к Крылатскому) Солдатенков продал М.Н. Солодовникову, а потом еще и другую часть – виноторговцу П.А. Смирнову.
Владелец имения после К.Т. Солдатенкова, его племянник Василии Иванович Солдатенков, намеревался построить там новую церковь. Он просил разрешения у Императорского археологического общества снести старое здание, и оно после обследования выяснило, что церковь «сильно перестроена вообще не представляет интереса», и выдало требуемое разрешение. Проект нового здания был сделан архитектором В.А. Мазыриным, но он не понравился Солдатенкову, и проектировать поручили талантливому архитектору С.У. Соловьеву, который выстроил здание, «более удовлетворительное с художественной стороны» (это было отмечено самим Солдатенковым в прошении в Московскую духовную консисторию), в «выдержанном византийским стиле», как писалось тогда в газетах. Храмоздатель не дожил до окончания постройки, но вдова Надежда Григорьевна Солдатенкова исполнила его волю. Старинную скромную церковь снесли и вместо нее построили модную, в неовизантийском стиле, похожую на болгарские и сербские православные церковные сооружения. Храм был заложен 28 июня 1911 г. и освящен 17 сентября 1913 г. с двумя приделами – св. Варвары и Власия. Отдельно стоявшая колокольня в виде высокой башни не уцелела, ее снесли, когда закрыли церковь. Особенно хороши были наружные украшения, в большинстве своем дожившие до нашего времени, а вот внутреннее убранство, в частности мраморный с золотом иконостас, исчезло, да и неудивительно: в храме долгое время хозяйничали военные физкультурники которым было не до убранства – они, к примеру, устроили сауну в усыпальнице Солдатенковых.
С Кунцевым связаны многие известные имена – среди них можно перечислить Н.М. Карамзина, Д.В. Давыдова, Н.П. Огарева, А.И. Герцена, И.С. Тургенева, Д.В. Григоровича, И.Н. Крамского, А.К. Саврасова, С.А. Есенина, В.В. Маяковского, Э.Г. Багрицкого, А.П. Гайдара.
Это было одно из первых и самых популярных подмосковных дачных мест, где еще в 1800 г. отдыхал Николай Михайлович Карамзин, считая, что в окрестностях Москвы нет более красивого места: он предпочитал «места, не требующие для своей приятности никаких искусственных украшений». Вот строки из письма другу, поэту И.И. Дмитриеву: «Кунцово 20 мая 1800. Пишу к тебе, сидя на высоком берегу Москвы-реки под тенью густых лип, и взглядывая на обширную равнину, которую вдали ограничивают рощи и пригорки... в окрестностях Москвы нет ничего ему подобного красотою. Хозяин живет в Петербурге, а я рву ландыши на его лугах, отдыхаю под ветвями его древних дубов, пью чай на его балконе! Свет принадлежит тому, кто им наслаждается; это мирит меня с Провиденьем и с недостойными богачами». Летом 1800 г. он обдумывает начало работ над «Историей Государства Российского», которая потом поглотит все его время: «Я по уши влез в русскую историю, сплю и вижу Никона с Нестором»,– писал он И.И. Дмитриеву. Кунцево было связано и личными переживаниями Николая Михайловича, связанными с женитьбою на Е.И. Протасовой: «Я жил, наслаждался и мучился в Кунцеве».
По воспоминаниям Блудова, в 1805 г. Карамзин опять жил в Кунцеве, «уединенно в маленьком домике», где приютил у себя Жуковского.
Летом 1814 г. в Кунцеве бывал Денис Давыдов, гостил у жившего тут директора императорских театров А.А. Майкова, устраивавшего спектакли для друзей. Давыдов здесь познакомился с красавицей балериной А.И. Ивановой, которой он посвятил три стихотворения.
О Кунцеве писал поэт Иван Козлов, трагическая судьба которого волновала многих его современников. Блестящий светский молодой человек, неутомимый танцор на балах, «украшение обществ Петербурга и Москвы», тридцати лет был поражен параличом ног, а еще через три года его постигла полная слепота. Он стал писать стихи, которые приобрели большую популярность. В стихотворной повести «Безумная» он вспоминал о Кунцеве:
Бывало, я в лесу уединенном, Где Кунцово на холме возвышенном Задумчивой пленяет красотой, Брожу один вечернею зарей; Москва-река там с синими волнами, В тени берез, меж дикими кустами, Шумя, блестит, и прихотей полна: То скрылась вдруг, то вдруг опять видна; Зеленый луг и роща за рекою; Вдали вид сел, полуодетых тьмою... Но уж прошел я поле и погост, Дрожит вдали Дорогомилов мост, Бегу к нему, надеждою томимый; Спешу пройти по улице любимой... Москва! с тобой давно расстался я, Но я твой сын – родная ты моя!
Известно, что каждый год в Кунцеве, в главном доме, проводил лето со своим семейством московский военный генерал-губернатор граф С.Г. Строганов, блестящую характеристику которого оставил нам Герцен. Во флигеле дома жил знаменитый в будущем филолог Ф.И. Буслаев, в то время воспитатель сыновей Строганова: «Это было в Кунцеве, где каждое лето проводил граф со своим семейством до конца пятидесятых годов, когда возвратился он из Москвы в Петербург. Дач было тогда в Кунцеве наперечет, около полдюжины. Граф и графиня с детьми помещались в большом двухэтажном доме, где теперь живет летом владелец усадьбы Солодовников; мне отведены были две комнаты в каменном флигеле, направо от дома. Другой такой же флигель насупротив этого, а также и по обеим сторонам два одноэтажных дома отдавались внаймы другим дачникам... Привольно тогда были разгуливать по Кунцеву. Повсюду тишь, да гладь да божья благодать».
Около 1828 г. Огарев жил в Кунцеве и писал о нем в «Моей исповеди»: «Кунцево осталось у меня в памяти, как блаженный сон. И как же хорошо было в то время со своим обветшалым домом и садом, скорее похожим на огромный лес, чем на сад. От дома широким просеком круто спускался берег Москвы-реки, с обеих сторон просеки шел лес, густой, зеленый, заросший кустами, между вековых деревьев всех разнообразных пород чернолесья. За рекой зеленела и синелась бесконечная голубая равнина». В письме жене он писал, что «Кунцево для меня, кроме своего и в самом деле живописного берега имеет личные воспоминания. Тут первая отроческая любовь; мне до сих пор сладко смотреть на это прошедшее... Память о первом развертывании душевных сил,– вот тут что дорого». Кунцево посещали члены дружеского кружка Герцен, Кетчер, Корш, Грановский. Позднее Огарев вспоминал это время, обращаясь к Грановскому:
Мне в жизни жаль святых мгновений,
Когда проснулись все мечты,
Так простодушны, так чисты,
Полны надежд и убеждений.
Мне жалко радости былой
И даже прошлых жаль страданий,
Знакомых мест, любимых мной,
И наших кунцевских скитаний.
Начиная примерно с середины XIX в. облик Кунцева начинает быстро меняться – появляются множество новых дач, оно становится любимым местом отдыха.
Неудивительно, что Л.Н. Толстой поселил в Кунцеве Нехлюдовых из «Юности», там была их дача: вид оттуда «...составляли небольшой заросший с краев прудик, сейчас же за ним крутая гора вверх, поросшая огромными старыми деревьями и кустами, часто перемешивающими свою разнообразную зелень, и перекинутая над прудом, у начала горы, старая береза, которая, держась частью своих толстых корней в влажном береге пруда, макушкой оперлась на высокую стройную осину и повесила кудрявые ветви над гладкой поверхностью пруда, отражавшего в себе эти висящие ветки и окружавшую зелень». Тургенев избрал Кунцево и окружавшие его деревни местом действия романа «Накануне»: «В тени высокой липы, на берегу Москвы-реки, недалеко от Кунцева, в один из самых жарких летних дней 1853 г. лежали на траве два молодых человека». Так начинается роман, написанный им в 1859 г. Он, конечно, неоднократно бывал в Кунцеве, и тогда, когда он жил в Москве, и в свои приезды в столицу. Достоверно известно, что он посещал в Кунцеве В.П. Боткина, снимавшего там дачу, а также бывал у П.М. Третьякова – в один из последних своих приездов в Москву летом 1878 г.
Третьяковы часто снимали дачу в Кунцеве, куда к ним приезжали их друзья-художники. Саврасов написал картину «Вид Кунцева под Москвой», бывал Перов, особенно часто приходил живший неподалеку, в деревне Давыдковой, Крамской, который начал летом 1876 г. работу нал портретом жены Третьякова Веры Николаевны в одной из аллей парка Кунцева.
В конце сентября 1867 г. Петр Ильич Чайковский провел с своим другом музыкантом и критиком Ларошем целый день в Кунцеве. «Прелестное место,– писал он брату Анатолию.– Между прочим, записали там с голоса одной крестьянки превосходную песнь». Это была песня «Коса ль моя, косынька...» («Соловушко»), которую композитор использовал в опере «Воевода», а затем в «Опричнике». Второй раз Чайковский побывал в Кунцеве 14 июля 1883 г. у своего родственника В.Д. Коншина, отца жены брата Анатолия. «Праздность начинает уже немножко тяготить меня,– сообщал он на следующий день Надежде Филаретовне фон Мекк,– я достаточно отдохнул и подумываю о новом каком-нибудь сочинении; вероятно, напишу что-нибудь в симфоническом роде». Осенью этого года П.И. Чайковский заканчивает Вторую сюиту для оркестра.
Перед разрухой, наступившей с правлением коммунистов, в Кунцеве сохранялись различные садовые павильоны, многие прекрасные скульптуры. Внизу, подле крутого берегового ската, стояла хорошей работы мраморная группа итальянского скульптора Паоло Фрискорни «Похищение Прозерпины», около дома в саду находились несколько мраморных статуй, перевезенных, возможно, из петербургских садов Льва Александровича Нарышкина.
Теперь в Кунцеве уже не так, как было когда-то. В советское время в главном доме поместились службы по воздухоплаванию, потом построили военный городок. Мраморные скульптуры были или разбиты, или исковерканы, дворец поделили на коммунальные квартиры – легко представить себе, как «сохраняли» жильцы и красные командиры убранство дома и парка... Главный дом, построенный деревянным, лишенный должного ухода, постепенно и неуклонно разрушался, пока в 1974 г. не случился пожар, после которого он долго стоял без крыши. После этого его восстановили... в бетоне. Парк значительно изменился: из-за строительства набережной гидрологический режим резко изменился и активизировались оползневые процессы. Части парка застраиваются разными учреждениями, там и дома отдыха, и военные склады, и воинская часть, и многое другое.