Москва
Басманная слобода
- Курская, Бауманская, Красные Ворота
Название Басманной слободы произошло от слова «басман», значение которого, казалось бы, известно – у Даля это «дворцовый или казенный хлеб» – так, в 1690 г. подано было патриарху «столового кушанья: хлебец, колцо, шесть папошников (так назывался сдобный хлеб или пряник. – Авт.), десять басманов, икра зернистая». От названия хлеба пошли пекари-басманники, а от них, живших в этой слободе, и ее название. Это распространенная версия; однако трудно поверить, что в Москве было так много пекарей, делавших специальный хлеб, что они образовали особую слободу, да и не малую, судя хотя бы по протяженности главной ее улицы – Старой Басманной, идущей от Земляного вала до Разгуляя, или же по количеству ее жителей: в 1638 г. здесь насчитывалось 64 двора, а в 1679 г. – 113 дворов.
Откуда же в таком случае произошло слово «басман»? Как правило, именно ремесленники давали название слободам (вспомните гончаров, кузнецов и кожевников), и в районе теперешней Старой Басманной, возможно, жили ремесленники-басманники, которые «басмили», т.е. делали широко распространенные тогда узорные украшения на металле или коже. Металлическими тонкими листами с выдавленными рельефными узорами обкладывали – «басмили» – деревянные кресты или оправы икон, и такие листы назывались «басмами»: «крест древяной, обит басмы медными, золочеными». Басмой также называлось послание с выдавленной на нем ханской печатью, и происхождение слова могло быть таким: сначала ханская «басма», потом вообще рельефные изображения, и возможно, что «басманом» назывался особый вид хлеба, на котором выдавливалось какое-либо клеймо.
Избы слобожан стояли вдоль дороги на узких земельных наделах, а за ними шли огороды, поля, выпасы. Вероятно, в конце XVII в. к северу от Басманной слободы поселили военных, и может быть, именно тех, кто служил в полках нового иноземного строя. Курляндец Якоб Рейтенфельс, посетивший Москву в 1670–1673 гг., писал, что в этой слободе жили те иноземцы, кто перешел на русскую службу и принял православие; то же самое повторяет другой иностранный путешественник – Эрколе Зани – в своей реляции о путешествии в Московию. Эти военные образовали так называемую Капитанскую слободу вдоль дороги, шедшей от Мясницкой к Басманной слободе. Дорога эта получила со временем название Новой Басманной в отличие от ее соседки – Старой.
Старая Басманная начинается от площади Земляного вала, перекрестка Садового кольца; она составляла часть большой дороги, о которой описатель Москвы Д.А. Покровский рассказал в своих «Очерках Москвы», напечатанных в 1893–1894 гг. в журнале «Исторический вестник»: «Начинаясь у древней стены Китай-города, она тянется непрерывною, несколько изогнутою и ломаною лентой через бульварный пояс, через Земляной вал до Преображенского и Семеновского... и на протяжении без малого шести верст меняет несколько прозвищ, сохраняя вместе с тем и общее, главное свое название. На этой шестиверстной дистанции вся история столицы пробегает перед вашими глазами и своими самыми древнейшими, и ближайшими к нам, и почти современными страницами в такой смеси, что беглые наблюдения, воспоминания, сведения и впечатления складываются поневоле не в хронологический, а топографический порядок».
Первый отрезок Старой Басманной ограничивается мостом через соединительную ветку железной дороги. С левой стороны Старой Басманной возвышается угловая башня большого жилого дома (№11–13 по Садовой-Черногрязской), возведенного по проекту А.Ф. Кокоринова еще до войны, но отделанного в послевоенные годы. Вплотную к нему примыкает жилой дом (№5), выстроенный в 1907 г. в стиле модерн архитектором К.А. Розенкампфом по заказу крестьянина Николая Козлова. Далее – участки бывшего дворов кремлевского Вознесенского монастыря и купца Луки Девятова, на которых по улице стояли ряды лавок, а внутри несколько деревянных жилых и нежилых строений. Именно по участку Воскресенского подворья прошла соединительная ветка железной дороги, над которой перекинут мост.
В XVII в. к северу от Старой Басманной улицы, по ее левой стороне, находился большой загородный двор и «огород» Вознесенского монастыря, площадью 3 десятины 454 квадратных сажени (т.е. почти 3,5 гектара), который был пожалован ему царем Алексеем Михайловичем в 1654 г. Этот двор со временем значительно уменьшился, часть его была распродана, а по его земле проложены городские проезды. Одним из таких проездов и был Хомутовский, доходивший до нынешней улицы Лукьянова (Бабушкина переулка) и продолжавший Хомутовскую улицу, выходившую к Земляному валу с западной стороны. Ныне это небольшой тупик, упирающийся в железнодорожные линии соединительной ветки.
В Хомутовском тупике находятся несколько зданий, о которых можно рассказать особо. Это, во-первых, особняк (№5а), принадлежавший Хлудовым, по фамилии которых тупик одно время назывался Хлудовским. Он находится на территории довольно значительного участка, который принадлежал в конце XVIII в. жене генерал-лейтенанта А.Н. Сухотина. В 1800 г. участок перешел по закладной к князю А.В. Урусову, при котором в глубине усадьбы, ближе к западной ее границе, стоял одноэтажный каменный особняк, уцелевший в пожаре 1812 г. В 40-е гг. XIX в. усадьбой владела графиня Евдокия Максимовна Толстая с дочерью Прасковьей. Графиня была прелестной цыганкой Авдотьей Тугаевой, покорившей сердце отчаянного игрока, бесстрашного дуэлянта графа Федора Толстого, убившего на дуэлях, как говорили, 11 человек. Его дети, все дочери, умирали одна за другой, и он верил, что это была кара за убитых им. Выжила только одна Прасковья, вышедшая замуж за Василия Степановича Перфильева, хорошего знакомого Л. Н. Толстого, прототипа Стивы Облонского в «Анне Карениной». Супруги Перфильевы были посажеными отцом и матерью на свадьбе Толстого.
В 1850–1853 гг. усадьбой владел один из братьев Мамонтовых – Иван Федорович, переехавший тогда в Москву и занявшийся железнодорожным строительством. Его сыновья, Савва и Анатолий, сыграли большую роль в истории русской культуры – Анатолий стал книгоиздателем, а Савва основателем известного театра, гончарной мастерской, меценатом. С 1853 г. усадьба стала собственностью семьи текстильных фабрикантов Хлудовых, дело которых, по словам купца Н.А. Варенцова, оставившего воспоминания о семье Хлудовых, «гремело в Москве».
Первым владельцем усадьбы был Алексей Иванович Хлудов, создавший вместе с братьями текстильную фабрику в Егорьевске. По отзывам, был он «человек неподкупной честности, прямой, правдивый, трудолюбивый, отличавшийся силой ума и верностью взглядов».
А.И. Хлудов в 1864 г. ломает старый дом, ставший для него тесным и непрезентабельным, и строит новый двухэтажный особняк, с роскошно оформленными интерьерами. Хлудов собирал древние рукописи и старопечатные книги, в его коллекции находились множество ценнейших раритетов. По словам очевидца, комната, где хранилась его книги и рукописи, была «отделана в стиле, с мозаичным полом и расписанным сводчатым потолком и даже люстрой в древнерусском стиле».
После его смерти в 1882 г. дом перешел к сыну Василию. В 1897 г. с правой стороны от дома по красной линии тупика было выстроено каменное здание (№7а) для конторы и квартир. Под домом находился большой подвал, соединенный подземным переходом с другими строениями в усадьбе.
У В.А. Хлудова в доме бывали известные деятели русской культуры: С.И. Танеев, Д.С. Мережковский, В.С. Соловьев, М.И. Драгомиров, Н.Е. Жуковский, С.А. Муромцев. У него часто можно было слышать музыку, в парадной зале второго этажа был установлен орган и стояли два рояля, ведь вся семья была музыкальной.
В.А. Хлудов скончался в 1913 г., и при его наследниках главный дом сдавал частной женской гимназии Л.Н. Валицкой, в которой преподавал отец знаменитого радиста первой полярной станции Т.Э. Кренкель. Остальные здания на территории усадьбы использовались под различные нужды: склады шерсти, гараж и даже рыбокоптильню.
В советское время главный дом занимала средняя школа, впоследствии больница. В 1950-х гг. он был надстроен третьим этажом и соединен с флигелем переходом.
Рядом, с правой стороны, находилась еще одна усадьба (№7), принадлежавшая Хлудовым. Его владельцем был известный в Москве Михаил Алексеевич Хлудов, второй сын А.И. Хлудова, который, по словам того же Варенцова, «был субъект патологический: где бы ему ни приходилось жить, везде оставлял за собой ореол богатырчества, удивляющий всех... к сожалению, все его духовные силы поглощались низменными чувственными желаниями, именно: пьянством и развратом». По Москве ходили рассказы о его ручной тигрице, с которой он везде появлялся, о его грандиозных кутежах и выходках. О нем писали В.А. Гиляровский, Н.Н. Каразин (в романе «На далеких окраинах»), художник К.А. Коровин, артист Л.М. Леонидов, его вывел в образе Хлынова А.Н. Островский в пьесе «Горячее сердце». Гиляровский вспоминал, что он видел его в последний раз в 1885 г. на собачьей выставке в Манеже: «Огромная толпа окружала большую железную клетку. В клетке на табурете в поддевке и цилиндре сидел Миша Хлудов и пил из серебряного стакана коньяк. У ног сидела тигрица, била хвостом по железным прутьям, а голову положила на колени Хлудова. Это была его последняя тигрица, недавно привезенная из Средней Азии, но уже прирученная им, как собачонка». В этом же году 31 мая он умер на даче в Сокольниках. Почти все свое имущество он завещал жене Вере Александровне, а дом в Хлудовском тупике отдал под детскую больницу: его маленький сын скончался от черепной травмы, случайно упав с лестницы в училище. Однако дом в Хомутовском тупике был неудобен для больницы, его продали, для больницы выстроили отдельное здание на Большой Царицынской (Пироговской) улице.
Напротив этого участка сохранился особняк, стоящий у пешеходного моста через железную дорогу. Он был построен в 1911 г. для некоего «люксембургского подданного», члена торгового дома, имевшего дело с каменным углем и торфом, Камилла Германа Федора Карловича Тронше по проекту архитектора В.И. Дзевульского. Можно обратить внимание на классический барельеф с левой торцевой стороны с изображениями укрощения коня, воинов с копьями и женских фигур с амфорами. С правой стороны от этого особняка стоял небольшой деревянный дом, который принадлежал талантливому и разностороннему художнику и архитектору Леониду Михайловичу Браиловскому. В начале XX в. были популярны его акварели с архитектурными пейзажами, он плодотворно работал для театра, оформлял спектакли Малого. Браиловскому принадлежал выразительный надгробный памятник на могиле Чехова в Новодевичьем монастыре. Он скончался в 1937 г., и можно было бы уже подумать недоброе, но умер он в Риме, и следовательно, своей смертью: он эмигрировал с приходом большевиков и жил с тех пор в основном в Италии.
Вернемся на Старую Басманную. На другой стороне путепровода – представительный дом (№11) Московско-Курской и Нижегородско-Муромской железных дорог (архитектор Н.И. Орлов, автор проекта старого Курского вокзала, инженер М.А. Аладьин, 1898–1899 гг.), в котором находились как управление службы дорог, так и квартиры.
Дом №13, потерявший свои оригинальные завершения, выстроен потомственным почетным гражданином А.П. Половинкиным в 1908 г. по проекту С.Ф. Воскресенского. Рядом с ним, на участке под №15, находятся три строения по улице: одно в стиле модерн, с женскими масками и растительным орнаментом, выстроенное в 1902 г. архитектором В.В. Шаубом, за ним – двухэтажное, выходящее за красную линию застройки, и далее, за входом в сад имени Баумана,– также двухэтажное протяженное строение с декором середины XVIII в. Самое интересное и загадочное из них – среднее, совсем невидное,– простой кубический объем с ризалитом в центре. Авторитетные исследователи сообщают, что дом характерен для XVII–начала XVIII в., но во многих популярных работах он упорно называется «путевым дворцом Василия III», хотя прямых указаний, документов или иных свидетельств этому нигде нет.
История соседнего здания (под тем же №15) начинается, очевидно, с 1740-х гг., когда на старом основании вырос одноэтажный каменный дом, в котором в 1767 г. была освящена домовая Рождественская церковь, а в 1780 г. надстроен второй этаж, и дом, владельцем которого в конце XVIII в. стал князь М.П. Голицын, попал в альбомы лучших московских зданий, собранные М.Ф. Казаковым.
Князь М.П. Голицын решил продать это не очень-то представительное для него владение и приобрести что-нибудь более. соответствующее его положению: он присмотрел себе совсем недалеко, тоже на Басманной, но на Новой, демидовский дворец (№26), который сразу же перестроил и увеличил, а его усадьба на Старой Басманной перешла в купеческие руки. Бывшая княжеская усадьба связана с памятью о выдающемся изобретателе – электротехнике Павле Николаевиче Яблочкове, который в 1871–1874 гг. работал в Управлении Московско-Курской железной дороги, снимавшей дома здесь.
Участки под №17 и 19 представляют собой яркие иллюстрации того, какой была планировка Басманной слободы,– протянутые в глубину на добрую сотню метров, они выходят на улицу узкой передней стороной. Дом №17 с двумя флигелями, стоящий несколько в глубине участка, был выстроен в 1884 г. архитектором Р.А. Гедике для одного из семьи купцов Прове, обосновавшихся в то время в районе Басманных улиц. Также для них архитектор К.В. Трейман в 1922 г. построил еще один особняк, похожий на небольшой замок, но его уже никак не увидишь с улицы – он расположен далеко в глубине узкого участка.
Дом под №19 построен в 1902 г. гражданским инженером П.К. Микини для купца 1-й гильдии Т.А. Кудрявцева, который часть своих строений сдавал женской гимназии Е.Б. Гронковской (в ней до советского времени преподавала В.И. Цветаева, дочь основателя Музея изящных искусств).
За жилым домом недавней постройки находится здание (№21), в котором помещается Университет инженерной экологии. История его, как и многих других зданий Басманной слободы, внимательно исследована В.А. Любартовичем, автором одной из лучших в обширном москововедении книг – «Дворец Куракина и его культурное пространство».
Тут находилась представительная дворянская усадьба, принадлежавшая «бриллиантовому» князю Александру Борисовичу Куракину, прозванному так потому, что он появлялся на балах в костюме, сплошь усыпанном алмазными украшениями. Куракин воспитывался вместе с цесаревичем Павлом и после его воцарения стал канцлером и кавалером высших орденов и, будучи богатым, получил еще 5 тысяч десятин земли и 20 тысяч крепостных. Но, как часто бывало, от немилости Павла никто не был гарантирован, и князь Куракин удаляется от двора в Москву, где на Старой Басманной в конце 1798 г. приобретает участок у кригскомиссара П.И. Демидова (а он купил его у лейб-гвардии секунд-майора А.Г. Гурьева в 1796 г.) и начинает перестраивать бывший там большой дом под руководством архитектора Родиона Родионовича Казакова (в отделке его принимал участие живописец Скотти). Куракинский дворец, оконченный в 1801 г., был протяженным зданием, фасад которого делился на три части: в центре находился ризалит с шестиколонным портиком и рустованным первым этажом, а по бокам два других ризалита с двумя парами колонн, несших антаблемент; позади располагался полукруг хозяйственных служб, большая конюшня на 30 лошадей, каретный сарай на 18 экипажей, а за ними – обширный сад.
Князь недолго прожил в Москве: назначенный послом в Париж, он удивлял Западную Европу своим богатством, костюмами, роскошными праздниками. Там и произошло с ним то, что ускорило его кончину: во время одного из балов произошел пожар, Куракин, пропуская впереди себя женщин, был сильнейшим образом обожжен из-за раскалившейся золотой отделки, сплошным узором покрывавшей его костюм.
После кончины Куракина басманный дворец сдавался внаем; в частности, там французский чрезвычайный посол маршал Мармон, герцог Рагузский, прибывший на коронацию Николая II, давал в 1826 г. грандиозный бал. В то время москвичи узнали о возвращении Пушкина из михайловской ссылки и приеме его Николаем I: «Весть о возвращении Пушкина, об этом высоком и знаменательном на ту пору деле царской милости, облетела многочисленных гостей герцога Мармона и с бала радостно разнеслась по Москве».
Княжеский дворец наследники его, внебрачные дети бароны Вревские, продали за 160 тысяч Министерству юстиции в 1836 г. для Землемерного училища, ставшего позднее Межевым институтом, выпускавшим весьма нужных для России с ее частным землепользованием межевых инженеров, занимавшихся съемкой и размежеванием. Небольшие переделки для института произвел архитектор Е.Д. Тюрин.
Как ни странно это звучит, но первым директором института на Старой Басманной был не специалист и не чиновник, а просто дворянин и помещик, будущий писатель – С.Т. Аксаков. Он помог Белинскому, оказавшемуся в трудном положении, получить место преподавателя русского языка в институте, но, правда, тот не долго удержался в нем, поступив туда в марте 1838 г. и уйдя в октябре того же года. Здание Межевого института связано с памятью о Ф.М. Достоевском. «Почти всегда проводивший праздники в семье любимой сестры В.М. Ивановой,– вспоминала жена писателя,– часто, приезжая в Москву, останавливался у нее. Ивановы жили в Межевом институте». Она же описывала казенную квартиру Ивановых в дворовом флигеле: «Мы пошли в огромную залу, заставленную старинной мебелью красного дерева. Пятница была их журфиксом, и мы застали много гостей. Старшие засели за картами в гостиной и в кабинете, молодежь, и я в том числе, остались в зале».
Межевой институт (он назывался Константиновским по имени великого князя, сына императора Павла) занимал это здание до 1867 г., когда был переведен в бывший демидовский дом на Гороховом Поле, а здесь Министерство юстиции разместило свой огромный межевой архив занимавший это здание до постройки собственного архивного на Девичьем поле; после этого на Старой Басманной обосновалось Александровское коммерческое училище, возникшее в связи с тем, что в быстро развивающейся пореформенной России не хватало образованных коммерсантов, могущих быть на равной ноге с европейскими.
Училище, основанное в 1880 г. в память освобождения крестьян от крепостной зависимости, долго работало в различных помещениях в Москве, пока Министерство юстиции не уступило для него куракинский дворец. В июне 1885 г. архитектор Б.В. Фрейденберг начал перестройку, закончившуюся через два года – в феврале 1888 г., полностью измененное здание было освящено. Во время торжеств заболел и через несколько дней умер первый директор училища выдающийся математик А.В. Летников, много сделавший для его организации. В Александровском коммерческом училище преподавали выдающиеся ученые – математик В.Я. Цингер (он был и директором училища), историки В.И. Пичета и Д.В. Цветаев (много писавший об истории Москвы, особенно московских иноверцев), астроном П.К. Штернберг, а в числе окончивших училище – писатель А.М. Ремизов, химик А.Е. Чичибабин, предприниматели Э.Э. Липгарт, И.И. Прохоров, А.А. Найденов и многие другие из известных российских купеческих фамилий.
Со временем рядом с училищем в Бабушкином переулке основали торговую школу для мальчиков, а на Новой Басманной выстроили большое здание для женской торговой школы. В советское время в здании Александровского училища находились школа второй ступени, различные техникумы, Промышленно-экономический институт имени А.И. Рыкова, преобразованный в Финансово-экономический. В 1929–1932 гг. здание бывшего училища было надстроено, и с 1933 г. в нем находится Институт (ставший в 1993 г. академией) химического машиностроения, а ныне Университет инженерной экологии.
За Бабушкиным переулком – один из замечательных образцов московского классицизма, изящный одноэтажный деревянный дом, отделанный скульптурными барельефами. После многих лет небрежения московской общественности удалось устроить там музей декабристов – ведь дом принадлежал Ивану Матвеевичу Муравьеву-Апостолу, отцу трех декабристов – старшего Матвея, приговоренного после восстания к каторжным работам, среднего Сергея, повешенного в Петропавловской крепости, и младшего Ипполита, раненного на Юге при восстании Черниговского полка и застрелившегося, не желая сдаваться преследователям.
История дома полностью не выяснена. Участком – огородной землей – вдоль переулка, который назывался Бабушкиным, владели купцы и фабриканты Бабушкины. Дочь одного из них стала княгиней, выйдя замуж в 1795 г. за премьер-майора князя Ю.Н. Волконского; предполагается, что Волконские выстроили существующий дом в конце XVIII – начале XIX в. Один из последующих владельцев, капитан П.И. Яковлев, значительно перестроил его, продав дом в 1805 г. надворному советнику А.И. Яковлеву, который в свою очередь перепродал его графине Е.А. Салтыковой в 1810 г.
Вероятно, только в послепожарное время усадьба была куплена Муравьевым-Апостолом. Дата покупки в точности не известна, но судя по исповедным ведомостям церкви свыше Никиты Мученика, фамилия владельца дома тайного советника И.М. Муравьева-Апостола впервые появляется в 1815 г. (тогда вместе с ним были записаны бывшие на исповеди его жена Прасковья Васильевна, урожденная Грушецкая, дочь Екатерина, сыновья Сергей, Ипполит и Матвей), а с 1818 г. Муравьевы-Апостолы уже не упоминаются в приходе этой церкви. В 1816 г., также согласно исповедным ведомостям, здесь жил «гвардии штабс-капитан Константин Николаевич Батюшков» – добрый друг семьи и известный русский поэт. С середины XIX в. в доме помещался Александро-Мариинский детский приют.
Изящный классический особняк, похожий более на миниатюрный дворец, украшен соразмерным шестиколонным коринфским портиком, арочными нишами и барельефами. Отличительной особенностью этого очаровательного создания является угловая полуротонда, которая когда-то была открытой. Дом этот, к сожалению, так и не находит рачительного хозяина и не приводится в порядок.
Далее по улице – несколько неприглядных жилых домов, а за ними, несколько в углублении от улицы,– новое здание городской клинической больницы, главный корпус которой выходит на Новою Басманную, и далее – два серых, вплотную стоящих друг к другу высоких и солидных жилых дома.
Если внимательно приглядеться к первому из них (№31), то он окажется двухэтажным особняком, надстроенным еще тремя этажами и надо сказать, что таких умело сделанных надстроек старых домов (1945–1946 гг., архитектор Н.П. Баратов) в Москве немного: умело соблюдены пропорции, сдержанно применен тот же по духу декор и весь дом кажется построенным в одно время. Особняк, ставший так сказать, основанием для всего дома, был выстроен архитектором В. С. Масленниковым в 1913 г. для М.Е. Башкирова, главы торгового товарищества. Внутри еще видны следы отделки парадной лестницы, плавно поднимающейся на второй парадный этаж бывшего особняка. Криволинейные очертания левой стены здания и изогнутая линия дворового проезда вызваны тем, что участок, на котором выстроен особняк, имел несколько странную форму, резко уходя вправо под углом от красной линии Старой Басманной. В 1912 г. тот же архитектор строит и соседний доходный дом (№33). В этом доме жил художник-конструктор В.Е. Татлин, устроивший на чердаке мастерскую, где он работал над оригинальными проектами башен и аэропланов.
Одиноко стоящее среди пустырей и развалов, образовавшихся после сноса угловых домов, последнее на левой стороне улицы четырехэтажное строение имеет в основе каменные палаты XVIII в., принадлежавшие братьям Сергею и Федору Еропкиным. После пожара 1812 г. палаты были приобретены для Главной казенной аптеки, в 1850-х гг. дом перешел в частное владение, а в 1875 г. его фасады переделал архитектор П.А. Кудрин. С правой стороны от этого дома, фасадом на Старую Басманную, стоял тот знаменитый в летописях Москве трактир, давший название площади. Это был деревянный одноэтажный дом, размером 410 саженей, в котором находился «казенный питейный дом, называемый на разгуляе». Известен документ 1757 г., по которому содержатель кабака, или, как тогда говорили, «фартины», просит разрешения пристроить избу «для продажи французской водки». После 1812 г. угол между двумя Басманными улицами оформляется каменным двухэтажным домом с полуротондой, в котором еще до 1860-х гг. помещался питейный дом «Разгуляй». Это было особое место в Москве, оно недаром заслужило свое разудалое название. Возможно, что об этом месте писал Бернгард Таннер, побывавший в Москве с польским посольством в конце XVII в.: «...есть у них общедоступное кружало (кабак), славящийся попойками, и не всегда благородными; однако со свойственными москвитянам удовольствиями. У них принято отводить место бражничанью не в самой Москве или предместье, а на поле, дабы не у всех были на виду безобразия и ругань пьянчуг». А в начале XIX в. автор московского путеводителя И.Г. Гурьянов так описывал Разгуляй: «Это небольшая трехугольная площадка, на которую сходятся улицы Старая и Новая Басманная. Здесь трактир, ресторация, питейный дом и несколько лавочек. Говорят старожилы, что здесь лет за 50 было место где большей частию буйная юность собиралась, так сказать, погулять и повеселиться. Здесь свободно могли приносить жертвы Бахусу и Венере, здесь так называемые ухарские извощики, фабричные песельники, цыганки и карманные друзья помогали неопытным и не искусившимся в разврате превращать в ничто тот металл, который, может быть, будучи иначе употреблен, мог бы ощастливить бедняка, мог осушить слезы страдальца. Шумная веселость препятствует размыслить о сем и влечет своего поклонника к позднему раскаянию».
В 1979 г. все строения, образовывавшие пересечение Басманных улиц, были снесены.
С правой стороны Старая Басманная начиналась у Земляного вала большой усадьбой графа Петра Александровича Румянцева, знаменитого полководца, одержавшего многочисленные победы в русско-турецких войнах, а потом его сына, государственного канцлера Николая Петровича Румянцева. Усадьба состояла из двух половин – на одной, правой, ближайшей к проезду у Земляного вала, стоял деревянный жилой дом, выстроенный в 1769 г., и два каменных флигеля, образующих курдонер, на другой был сад с прудом. Как ни странно, графская усадьба находилась совсем рядом с толчеей и сумятицей площади на пересечении Басманной с проездами у Земляного вала, где стучали кузницы, толпился народ у питейного дома и многочисленных харчевень и лавоколо В 1819 г. Н.П. Румянцев продал всю усадьбу купцу М.К. Варенцову, и этот купеческий род – необычный случай в Москве – владел ею в продолжение почти ста лет (правда, в XX столетии она не была такой большой, как при Румянцевых: сад еще в 1830-х гг. продали, и на его территории выстроили жилые дома). Сейчас улицу начинает жилой дом ИТР (что значит инженерно-технических работников), поставленный в глубине так, что перед ним образовался небольшой сквер. Дом закончили в 1934 г. (проект архитектора А.А. Кесслера); в нем жили известные ученые – математик А.О. Гельфонд, физиолог X.С. Коштоянц, экономист Л.А. Леонтьев, физик И.Е. Тамм.
Далее по улице, на первых этажах домов, построенных во второй половине XIX в., за большими витринами находились магазины, а на верхних этажах и в строениях во дворах селились небогатые квартиранты. Самое последнее на этом отрезке улицы здание выстроено в 1880 г. и расширено в 1903 г. по проекту архитектора Н.И. Жерихова, который придал ему модную тогда декоративную обработку.
За линией железной дороги после сноса строений, выходивших на улицу, стал виден стоящий в глубине неплохой жилой дом с небольшим аттиком, построенный в 1874 г., как явствует из подписи под проектом, «свободным художником» Н. Колыбелиным. Далее доходный дом под №12 инженера О.О. Вильнера, представительный, богато обработанный декоративными украшениями, построенный в 1904 г. для явно состоятельных жильцов – работа того же плодовитого мастера Н.И. Жерихова. Дом этот граничит со строением (№14) причта церкви свыше великомученика Никиты, впечатляющее здание которой находится на левом углу Гороховского переулка.
Есть сведения, что впервые церковь упомянута в рассказе летописца о принесении икон в Москву при великом князе Василии III. В 1517 г. из Владимира в Москву принесли несколько икон, в том числе Владимирскую Богоматерь, «поновити многими леты состаревшаяся и обветшавшая». Иконы пробыли в стольном городе почти год, после чего их «отпустиша в славный город Володимерь», и на том месте, где с ними прощались, «поставиша церковь нову во имя пречистыя владычицы нашея Богородицы, честнаго и славнаго Ея сретения и провожания».
Возможно, что этот первоначальный храм дожил до середины XVIII столетия, когда выяснилось, что он стал тесным: причт и прихожане подали в 1745 г. челобитье о «разобрании церкви с двумя каменными приделами и о построении на том же месте вновь церкви пространнее». К концу 1750 г. она уже была выстроена, а в мае следующего года вышел указ об освящении главного престола во имя иконы Владимирской Богоматери и приделов – свыше Никиты мученика и Рождества Иоанна Предтечи. Эту постройку связывают с именем самого блестящего архитектора Москвы середины XVIII в. князя Дмитрия Ухтомского. Интересно сравнить мнения двух именитых искусствоведов об этой церкви. И. Э. Грабарь писал о ней, что церковь по «...грубости форм и деталей относится как будто к эпохе развала», а автор капитального исследования о творчестве Д.В. Ухтомского А.И. Михайлов считал, что «как общая композиция храма, так и его детали нарисованы мастерской, уверенной рукой, и в них нет никакой упрощенности или робости».
Каким-то чудом церковь уцелела в лихие советские годы – в марте 1933 г. президиум Моссовета уже вынес такое решение: «...принимая во внимание, что участок земли по ул. К. Маркса №16, на которой находится церковь так называемого Никиты, подлежит застройке домом Советов Бауманского района, президиум... постановляет: церковь т.н. Никиты по ул. К. Маркса закрыть, а здание ее снести».
Василий Львович Пушкин жил в приходе этой церкви, и его отпевали 23 августа 1830 г. в ней. В церкви присутствовал весь цвет литературной Москвы, представители всех направлений – И.И. Дмитриев, П.А. Вяземский, М.П. Погодин, Н.А. Полевой, П.И. Шаликов, И.М. Снегирев и многие другие. По словам Вяземского, «Никиты мученика протопоп в надгробном слове упомянул о занятиях его по словесности вообще и вообще говорили просто, но пристойно». А.С. Пушкин взял на себя все хлопоты по погребению дяди и проводил тело его из церкви на Донское кладбище.
В Никитской церкви служил протодьякон М.К. Холмогоров, славившийся своим необыкновенным басом, слушать который собиралась «вся Москва». Облик его запечатлен П.Д. Кориным в портретах к картине «Русь уходящая».
Сразу же за Никитской церковью близко от ее апсид стоит пышно разукрашенный дом (№18), построенный в 1878 г. архитектором М.А. Арсеньевым для Нефеда (Мефодия) Мараева, богатого серпуховского фабриканта, потом перешедший к его жене Анне Васильевне, имевшей прекрасную коллекцию картин в Серпухове.
Мараевы, отпущенные на волю крестьяне графа Орлова-Давыдова, завели текстильные фабрики в Серпуховском краю и стали миллионерами, владельцами двух фабрик, нескольких домов в Серпухове и Москве, одиннадцати имений в разных уездах. После смерти мужа его вдова была вынуждена вести процесс о наследстве, которое хотел отобрать брат мужа. И как раз в это время ей случилось приобрести собрание картин камергера Ю.В. Мерлина, важного московского чиновника, который нуждался в деньгах: говорят, что именно он содействовал прекращению процесса Мараевой. Советскими властями собрание ее было национализировано, и в ее серпуховском особняке открылся музей.
За особняком Мараевых – дом сравнительно более сдержанный в декоре, выстроенный в конце XVII или начале XVIII в., представляющий собой редкий образец старинных палат. Окна на их фасаде расположены неравномерно и отвечают внутренней планировке. С левой стороны от этого дома – здание, выстроенное в 1787 г. на месте ветхих деревянных хором, в XIX в. оно было расширено и перестроено.
Напротив куракинского дворца и Бабушкина переулка – самое высокое здание (№20) на Старой Басманной, построенное в начале 1930-х гг. для кооператива «Бауманский строитель»,– восьмиэтажное, выстроенное с некоторым отступом от линии улицы, с одноэтажной пристройкой для магазинов и с неплохими отделками балконов,
разрушающих монотонность оконной сетки фасада. В доме жил разведчик Н.И. Кузнецов, который отличился дерзкими похищениями и убийствами немецких военачальников во время войны.
К сожалению, дом закрыл собой памятник архитектуры – старинные палаты начала XVIII в., вошедшие в состав более поздней, примерно 1770-х гг., постройки, стоявшей на большой усадьбе фабрикантов Бабушкиных. Андрей Иванович Бабушкин сначала торговал текстилем и занимался питейным подрядом, потом стал содержателем фабрик в Китай-городе, на Ильинке, у Троицы в Сыромятниках и здесь, на Старой Басманной (№20), как раз напротив переулка, заведенной еще в 1717 г. Это была одна из самых крупных шелковых фабрик в Москве, на которой в 1775 г. насчитывалось 105 станов (а на самой большой – Панкрата Колосова – было 120 станов).
В 1859 г. этот участок приобрел табачный фабрикант Михаил Бостанджогло, который, по словам московского бытописателя, «едва ли не первый нанес жестокое поражение чубукам и трубкам, измыслив для замены их бумажные гильзы или патроны». Основанная в 1820 г., табачная фабрика Бостанджогло имела два собственных магазина в Москве – на фешенебельном Кузнецком мосту и деловой Никольской – и была одной из самых известных в досоветской России.
К этому большому участку прилегает меньший, с одноэтажным каменным домом по красной линии улицы (№22). Этот участок в начале XIX в. принадлежал Александру Васильевичу Сухово-Кобылину, потом перешел к его сыну, поручику Александру Александровичу, а он продал дом и участок мануфактур-советнику И. И. Усачеву. В 1856 г. после пожара новый владелец купец Федор Кармалин строит существующий дом, который был увеличен в 1882 г. пристройкой справа – им тогда владел крестьянин, миллионер В.И. Бажанов. В последние годы перед большевистским переворотом его владелицей была А.Я. Прохорова.
За этим зданием в 1970-х гг. все вычищено и на месте старинных домов построены однообразные бетонные коробки с приставленными к ним магазинами. До этого на месте современной застройки по красной линии улицы стояли небольшие дома, выстроенные в основном в первой половине XIX в. Среди них был особняк, национализированный в 1919 г., где на основе картинной галереи И.С. Исаджанова открылся «7-ой пролетарский музей» (он также назывался «Музей изящных искусств имени Луначарского») – тогда в покинутых «владельцами особняках, полных собранными ими ценнейшими произведениями искусства, открывали музеи, пытаясь таким образом сохранить их от разрушения. Как и другие «пролетарские» музеи, этот закрыли, а картины раздали разным галереям.
На правом углу с Токмаковым переулком стоял деревянный одноэтажный домик (№28), углы которого были обработаны дощатым рустом, с четырьмя сдвоенными колоннами перед ним. Дом этот в 1810 г. приобрела тетка А.С. Пушкина Анна Львовна и жила здесь до своей смерти в октябре 1824 г., а потом он по завещанию перешел к ее брату, поэту Василию Львовичу Пушкину. Он развелся со своей первой женой, и на него было наложено церковное покаяние и наказание: лишение возможности вступить в церковный брак. Василий Львович полюбил молодую и милую Анну Ворожейкину, ставшую его гражданской женой и подарившую ему двух детей – дочь Маргариту и сына Льва, носивших фамилию Василевские. Василий Львович переписал на ее имя этот дом и сам постоянно жил здесь до своей кончины. В последние годы он жестоко страдал подагрою и, как было написано в метрической ведомости, скончался от нее. Как вспоминал его племянник, посетивший дядю незадолго до кончины, «он лежал в забытье; придя в себя, узнал Александра, погоревал, потом помолчав, проговорил: «Как скучны статьи Катенина!» и более ни слова».
Из этого дома печальная процессия направилась на отпевание в церковь свыше Никиты Мученика.
На другом углу Токмакова переулка – двухэтажное каменное строение, считающееся домом художника Ф.С. Рокотова. Во многих изданиях приводятся различные даты владения этим участком; в некоторых пишется, что он имел здесь мастерскую, а в других – что он и скончался тут. Согласно документам, «Императорской Академии художник Федор Степанов сын Рокотов» приобрел этот участок 25 июля 1785 г. у генерал-майора А.Н. Сухотина и продал его 15 мая 1789 г. жене лейб-гвардии капитана Федора Шереметева Марье Петровне, но точных известий о том, была ли у него мастерская здесь, нет. Рокотов в последние годы жил на Воронцовской улице, там он умер и похоронен на кладбище Новоспасского монастыря.
Сохранившееся каменное здание на углу переулка обозначено уже на плане 1803 г. – тогда оно было одноэтажным; в 1834 г. оно значится двухэтажным. Деревянный главный дом усадьбы, находившийся слева, был сломан в 1836 г., и полковником В.Ф. Святловским построен другой, который также не дожил до нашего времени.
Далее два деревянных здания под одним и тем же номером 34, буквально чудом вытерпевшие все испытания и невзгоды. В 1819 г. их приобрел провизор Иван Маршалл и открыл в одном из них Старо-Басманную аптеку, дожившую до советского времени. Третий деревянный дом (№36) отмечен мемориальной доской: «Александр Сергеевич Пушкин бывал в этом доме у своего дяди поэта В.Л. Пушкина».
А.С. Пушкин, привезенный фельдъегерем из псковской глуши, попал сразу из кибитки в императорский кабинет в Кремле, и после знаменательного разговора с Николаем I, оставив вещи в гостинице на Тверской, направился к дяде Василию Львовичу Пушкину, на Старую Басманную. В тот же вечер к нему приезжает С.А. Соболевский, бывший на балу в куракинском дворце на той же Старой Басманной, который давал французский посол на коронации Николая I маршал Мармон, герцог Рагузский: «Один из самых близких приятелей Пушкина, узнавши на бале у герцога Рагузского... о неожиданном его приезде, отправился к нему для скорейшего свидания в полной бальной форме, в мундире и башмаках. На другой день все узнали о приезде Пушкина, и Москва с радостию приветствовала славного гостя».
Пушкин тогда поручил Соболевскому вызвать Федора Толстого на поединоколо Хорошо, что его в тот раз не оказалось в Москве, иначе бы Пушкин мог погибнуть еще раньше: Толстой был непревзойденным и хладнокровным дуэлянтом.
Есть, однако, определенные сомнения в том, что А. С. Пушкин приехал к Василию Львовичу именно в этот дом, ибо с октября 1824 г. Василий Львович имел собственный дом, оставленный ему по завещанию сестры Анны Львовны, находившийся на той же улице по соседству (№28), и похоже на то, что Александр Сергеевич приехал к дяде вовсе не сюда, а в дом №28.
Дом №36 был выстроен после того, как П.В. Кетчер купила в августе 1819 г. «погоревший участок» – она, возможно, тогда же начала строить деревянный дом, имевший строгий дорический четырехколонный портик, исчезнувший при ремонте дома в 1890 г. Семья Кетчеров обычно не жила в этом доме, сдавая его жильцам, и возможно, что этот дом никак не связан с именем ее сына, переводчика Николая Христофоровича Кетчера, члена кружка Герцена и его друга, о котором писатель оставил прочувственные строки в «Былом и думах».
Старая Басманная заканчивается двухэтажным каменным домом с лавками внизу (№38), построенным, возможно, в XVIII в. Распространенное мнение о том, что именно здесь находился знаменитый трактир «Разгуляй», не находит подтверждения в документах – он был напротив, на другом углу улицы.
К площади Разгуляй подходит другая Басманная – Новая, улица существенно младше своей соседки Старой Басманной. До образования Капитанской слободы – поселения иноземцев-военных – тут, всего вероятнее, находились огороды и выпасы Басманной слободы, домики которой располагались южнее. С появлением правительственного центра на востоке города – в Немецкой слободе, Лефортове и Преображенском – на главной улице Капитанской слободы стали селиться богатые вельможи и крупные чиновники, за которыми потянулось мелкое и среднее дворянство: они покупали свободные земли и бывшие слободские участки и строили по новой улице роскошные дворцы и каменные жилые дома.
Сейчас в начале Новой Басманной небольшой скверик, происхождение которого идет от Сенной площади, образовавшейся перед воротами Земляного города, меж двух торных дорог, одна из которых шла к Красному селу, в Преображенское и далее, а вторая через Новую Басманную улицу к Разгуляю, где соединялась со Старой Басманной для того, чтобы идти к Немецкой слободе и Лефортову. В развилке между ними лежало обширное незастроенное поле, на которое приезжали крестьяне для торговли. На нем в 1742 г. поставили «комедию» – деревянный театр, в котором подвизалась немецкая труппа во главе с «комедиантом Зигмунтом и женою его Елисаветою». В рождественские праздники 1753 г. в театре случился пожар, и по указу императрицы велено было его сломать: «...понеже на том месте быть ей неприлично и от пожарного случая опасно», и позднее представления уже не возобновлялись.
Этот скверик посередине бывшей Сенной площади распланировали в 1882 г. на средства местного домовладельца купца В.Г. Сапожникова, пожертвовавшего городу часть своей земли. В нем стоит очень неплохая статуя М.Ю. Лермонтова – этакий мятежный дух в форме Тенгинского полка, с откинутой ветром полой шинели. Внизу в прорезной декоративной решетке изображения по мотивам «Демона», «Мцыри», «Паруса», а рядом с памятником стела, на которой помещена очень подходящая цитата из поэмы «Сашка»: «Москва, Москва!... Люблю тебя как сын...». Автор этого памятника, открытого 4 июня 1965 г. в ознаменование 150-й годовщины со дня рождения поэта,– скульптор И.Д. Бродский (архитекторы Н.Н. Миловидов, Г Е. Саевич).
Застройка по левой стороне улицы начинается зданием в стиле конструктивизма – с четкими очертаниями геометрических объемов, с внутренним садом, по краю которого идет крытая галерея, несколько неожиданно напоминающая о замкнутых дворах европейских средневековых монастырей. Здание построено в 1927 г. по проекту А.Д. Тарле для железнодорожной поликлиники, которая и сейчас находится в нем.
Дом №9 стоит в глубокой выемке, образовавшейся при устройстве железнодорожной соединительной ветки. Он сейчас не вызывает особого интереса, но когда-то это был пышный дворец. Правая часть нынешнего здания является первоначальной постройкой, появившейся здесь примерно в 1740–1750-х гг. в усадьбе М.А. Ахлестышева. Несколько расширенный и перестроенный двухэтажный дом приобрел в 1793 г. подполковник М.Р. Хлебников, бывший купец, ставший правителем канцелярии у графа П.А. Румянцева-Задунайского.
Вдова Хлебникова в 1815 г. продала дом, чудом уцелевший при пожаре 1812 г., графу Григорию Алексеевичу Салтыкову. Новый владелец, опять перестраивая дом, увеличил его высоту: на архивном рисунке 1815 г. изображен представительный трехэтажный дворец с портиком и балконом перед ним, совсем не напоминающий то здание, которое стоит теперь на улице: современный вид, довольно неприглядный, он получил при известном благотворителе Ф. Я. Ермакове, когда в 1850-х гг. он переделывал и фасады, и интерьеры.
Этот дом стоит совсем рядом с необычной московской церковью, как бы составленной из двух резко различных частей – собственно самой церкви и высокой колокольни. Они явно принадлежат к разным эпохам: если колокольня легко может быть причислена к кругу построек так называемого барокко середины XVIII в., сложившегося под влиянием творчества архитектора Д.В. Ухтомского, образцами которого могут быть такие сооружения, как колокольня в Троице-1~ергиевой лавре, то аналог церкви отыскать будет труднее: аскетичное, с крупными, грубоватыми очертаниями обобщенного объема, завершенное граненым куполом с совсем нерусским бельведером с широкими проемами и остроконечным «шпицером».
Интересно отметить, что это совершенно уникальное в Москве сооружение – единственное построенное по рисунку... кого бы вы думали? Самого Петра Великого! В прошлом веке историк И.Е. Забелин опубликовал документ – «Сенату доношение», в котором было записано: «В прошлом 714 году по имянному царского величества указу и по данному собственной его величества руки рисунку, велено нам нижепоименованным, старосте с приходскими людьми, построить (церковь) за Мясницкими воротами, за Земляным городом, что в Капитанской и Ново-Басманной слободе, которая и прежде в том месте была ж, во имя свыше ап. Петра и Павла».
Если действительно Петр прислал собственный рисунок руководствуясь которым неизвестный нам зодчий строил эту церковь, то ее необычные для Москвы формы вполне могут быть объяснены тем что Петр хотел иметь у себя в Москве посвященную его небесным покровителям церковь, подобную тем, которые он видел в Западной Европе. Строительство церкви продолжалось довольно долго – как раз в 1714 г. вышел указ царя о запрещении каменного строительства по всей России, кроме любимого Петербурга, и Петропавловская церковь возобновилась постройкой только через семь лет: в 1723 г. в нижнем этаже освятили престол во имя свыше Николая Чудотворца, а наверху – во имя апостолов Петра и Павла. Но, как сообщают так называемые клировые ведомости, церковь, на возведение которой Петр I пожаловал две тысячи рублей по просьбе стольника Ивана Федоровича Башева, была закончена в 1719 г. В мае 1745 г. в Святейшем Синоде началось дело о построении при церкви «особливой каменной колокольни», и надо сказать, что она получилась грузной и не пропорциональной. Автор ее неизвестен, им мог быть либо И.Ф. Мичурин, либо И.К. Коробов, работавшие тогда в Москве. Рядом с церковью стоит подлинная железная кованая решетка XVIII в., но она отнюдь не принадлежит Петропавловской церкви. Решетка стояла у церкви в Спасской слободе, и когда ее разрушали в конце 1930-х гг., то решетку каким-то образом удалось спасти и установить около Петропавловской церкви.
В церкви свыше Петра и Павла 18 апреля 1856 г. отпевали П.Я. Чаадаева, жившего неподалеку на Новой Басманной. М.Н. Лонгинов писал в Петербург С.Д. Полторацкому тогда: «Сегодня хоронили Чаадаева... Странное и удивительное в этой церемонии. Прекрасный весенний день, пасхальная служба, цветные ризы, цветы на кресте, вместо панихиды пение: Христос Воскресе и других гимнов воскресных, все это как-то успокоительно действовало на душу...»
Церковь закрыли в 1935 г., но не разрушили – по постановлению Моссовета ее передали Управлению Московской областной милиции для склада военно-хозяйственного имущества, а до последнего времени там находились лаборатории исследовательского института.
Через переулок – совсем невидное здание (№13), которое однако, скрывает в своей оболочке дом конца XVIII в. В начале 1773 г. «французской нацыи граф» Людовик де Жилли приобретает у коллежского асессора В.С. Семенова участок у «переулка к полевому артиллерийскому двору» (нынешний Басманный) и сразу же подает прошение позволить ему построить па самом углу «вновь на каменных погребах деревянные жилые хоромы», через пять лет замененные им же каменными палатами. Однако граф де Жилли недолго живет на Новой Басманной. Он приобретает дом около Тверской, в Глинищевском переулке, а этот продает в 1784 г. генерал-майору Н.П. Высоцкому, одному из наследников баснословно богатого князя Г.А. Потемкина-Таврического. Уже в следующем году генерал перестраивает его согласно новейшим вкусам – появляется шестиколонный портик по уличному фасаду, угол дома обрабатывается в виде полуротонды, и все это делается «на оставшихся от старых полат стенах». В результате перестроек он стал одной из достопримечательностей Москвы и попал в альбом лучших ее зданий, собранный М.Ф. Казаковым. Владелец дома был богатым, он как родственник князя Потемкина-Таврического получил немалое наследство, жил широко, на его балы и приемы собиралась «вся Москва». Вот запись в дневнике мемуариста С.П. Жихарева от 6 января 1805 г.: «Большой бал у Высоцких... Мы... ездили взглянуть на освещенные окна дома Высоцкого. Вся Басманная до Мясницких ворот запружена экипажами: цуги, цуги и цуги. Кучерам раздавали по калачу и разносили по стакану пенника. Это по-барски. Музыка слышна издалече: экосез и а-ла-грек так и заставляют подпрыгивать».
Теперь же от былого великолепия ничего не осталось – после надстройки третьего этажа и перестроек второй половины XIX века бывший дворец превратился в рядовой дом, мимо которого пройдешь, не обратив никакого внимания.
Далее на расчищенном от застройки месте выросли два стандартных жилых строения (№15 и 17), поставленных торцом к улице, да так, что вся плоскость одного из них просматривается с начала Новой Басманной улицы, бесцеремонно вылезая вперед и определяя своим жестким прямоугольным силуэтом всю перспективу улицы.
В 1960 г. при строительстве этих домов сломали живописно украшенное здание, одно из двух, стоявших на участке В.А. Хлудова. Второе здание (№19) сохранилось, превратившись, правда, в нечто несообразное – на старом одноэтажном особняке надстроили еще три высоких этажа. Там помещается издательство «Художественная литература», а в конце 1920-1930-х гг. – латышский детский сад имени Карла Маркса вместе со школой-семилеткой его же имени. Старый дом обозначен в 1839 г. на плане участка титулярного советника К.О. Геништы; в 1884 г. В.А. Хлудов делал пристройку к нему под общим фасадом по проекту Р.И. Клейна.
За домом №19 – небольшой деревянный домик с мезонином в три окна – пример небогатой постройки, какие появлялись в большом количестве «осле 1812 г., когда надо было быстрее восстановить город. Он стоит на территории большой усадьбы, купленной в 1784 г. куратором Московского университета М.М. Херасковым и проданной им в 1790 г. Это владение, принадлежало ранее Никите Никитичу Демидову, купившему его в 1762 г. у лекаря Гольца; после Хераскова оно перешло к графу Алексею Гавриловичу Головину
Следующий большой участок (№23а и 23) находится на углу 1-го Басманного переулка, которого еще сравнительно недавно вообще не было. Его проложили в 1909-1910 гг. при распланировании местности к северу от Новой Басманной, когда примерно по руслу речки Чечеры прошла Новорязанская улица. Конфигурация участка была похожа на букву «Т» – к Новой Басманной выходило тонкое и длинное основание, а позади он расширялся в обе стороны, и почти все это расширение было занято тремя большими прудами.
Все владение в конце XVIII – начале XIX в. принадлежало вдове коллежского асессора С.Е. Кроткова Марфе Яковлевне, составившей его из двух: левого, которым в 70-х гг. XVIII в. владел аптекарь Г.Г. Соульс, и правого, где у князя И.А. Белосельского в те же времена были построены каменные палаты.
У Кротковой по улице стояли рядом два дома – один представительный трехэтажный, с пилястровым портиком, высоко поднятым на арках и с рустованным первым этажом, а второй – небольшой с каменным первым этажом и деревянным мезонином. Оба они сохранились – маленький «дом Кротковой» (№23а) находится под охраной как памятник жилой архитектуры второй половины XVIII в., а большой (№23) не дошел до нас в том виде, в котором он был при ней; в 1874 г. богородский купец первой гильдии С.М. Шибаев поменял фасад радикально – убрал портик и украсил его самыми разнообразными деталями, включая и живописные башенки по углам дома, и сложный вензель наверху. После кончины его вдовы Евдокии Викуловны дом и большой участок перешли к городу, устроившему здесь отделение Басманной больницы и в 1911 г. выстроившему училищное здание на участке позади.
Еще один памятник архитектуры, названный по фамилии владельца – это построенный в послепожарное время «дом Перовской» (№27), деревянный, на высоком основании (еще середины XVIII в.): в бельэтаже высокие восьмистекольные окна, за которыми анфилада парадных комнат, над ним мезонин в пять окон под треугольным фронтоном. Центр дома тактично выделен пилястровым портиком, и вся фасадная часть оживлена скромными декоративными украшениями. В 1810-х гг. этот участок принадлежал адмиралу Николаю Семеновичу Мордвинову, лицу замечательному в русской истории, видному экономисту, стороннику либеральных преобразований. Он, который, как писал о нем Пушкин, «заключает в себе одном всю русскую оппозицию», был единственным членом суда над декабристами, не подписавшим им смертный приговор.
Почему же этот дом называется «домом Перовской»? Его владелицей была невенчанная жена графа Алексея Разумовского поручица М.М. Денисьева, известная более по фамилии Перовская – от нее Разумовский имел трех сыновей – Льва, Василия и Алексея, получивших фамилию по его усадьбе Перово, и ставших известными в разных областях: Алексей стал писателем и деятелем народного просвещения, Лев – военным, министром внутренних дел и уделов, Василий также военным, оренбургским и самарским генерал-губернатором (он владел этим домом в 1840-х гг.). Из этой же семьи произошла и террористка Софья Перовская, подготовившая убийство Александра II.
В 1810–1811 гг. дом Мордвинова снимал Николай Михайлович Карамзин.
О доме на Новой Басманной вспоминал художник Л.М. Жемчужников, живший в нем в детстве: «Я вспомнил давно прошедшее: свое детство и мать, комнаты, трюмо, двор и сад, обнесенные забором, каланчу. Дом, построенный из сосновых брусьев гужевого дерева, стоял необшитый... Усадьба была просторная; на большом дворе ходил журавль и паслась лошадь со спутанными ногами; в саду был пруд».
В 1850-х гг. участок Перовской переходит к семье богатых фабрикантов Алексеевых, владельцев большой текстильной фабрики на Золоторожской улице. Один из них – Семен Иванович Алексеев – задумал в 1881 г. построить по проекту архитектора Г.П. Пономарева на Новой Басманной такие же торговые ряды, какие он построил до того на Никольской (№4),– в плане похожие на букву «Ш», где основание буквы было бы фасадным строением по улице, а внутрь участка проходили три корпуса, разделенные дворами, в которые вели две арки с улицы. Но если в центре торговой Москвы, на Никольской, это было вполне уместно, то здесь, на тихой улице, застроенной особняками и дворцами, от этой идеи пришлось отказаться. Сын его Петр Алексеев, рассудив, что держать такую большую усадьбу в городе начетисто, и имея в виду прокладку новых улиц, разделил ее в конце 1910 г. на девять частей и распродал разным владельцам, оставив себе только небольшой участок с деревянным домом бывшей Перовской по улице.
Как только город проложил переулок (1-й Басманный) и большое, алексеевское владение разошлось но нескольким покупателям, новый переулок превратился в большую строительную площадку: примерно в одно и то же время на его правой стороне как грибы после дождя выросли представительные дома, и сейчас можно сказать, что тут находится своеобразный архитектурный музей, в миниатюре рассказывающий, как менялся город перед Первой мировой войной и большевистским переворотом. С домом на углу переулка и Новой Басманной (№25) связана трагическая история: преуспевающий врач П.Н. Иванцов строил его в 1913 г. по проекту архитектора Ф.Н. Кольбе, и когда врач осматривал строящийся дом, он был убит упавшим кирпичом, который, как оказалось, был брошен с лесов подрядчиком.
Иванцов строил и двухэтажную лечебницу по 1-му Басманному переулку (№2, автор ее – инженер Л.С. Данилов).
За лечебницей доктора Иванцова находится высокий доходный дом, выстроенный архитектором С.А. Чернавским в 1912 г., а за ним любопытствующий прохожий может увидеть на центральном эркере дома №6 доску, на которой написано имя владельца и год постройки: «Hugo Eberling fecit ANNO Domini MCMXII», т.е. «Делал Хуго Эберлинг в 1912 году». Этот самый Эберлинг несколько раньше выстроил во дворе здание «для установки мешалок по изготовлению асбестовой массы для покрытия полов», откуда, вероятно, и появились средства для постройки жилого дома по переулку. В этом доме долгое время жил А.Ф. Лолейт, известный специалист по бетонным конструкциям.
Следующее здание по переулку (№8) поставлено несколько в глубине. Оно выстроено в 1911 г. Евангелическим обществом попечения о девицах. Архитектор Т.Я. Бардт украсил фасад веселыми и до сих пор яркими керамическими декорациями. В здании находились комнаты для пансионерок, спальни, зала для собраний и для правления общества. Теперь тут Центральная станция переливания крови.
Самое большое в переулке и, я бы сказал, тяжеловесное здание – это жилой доходный дом (№12), построенный в 1913 г. для «Мясницкого квартирного товарищества» архитектором Б.М. Великовским: прямо замок с башнями, перспективным порталом входа, рустом первого этажа, всем свои обликом как бы говорящим: «Мой дом – моя крепость!» Тот же архитектор выстроил позади этого сооружения четырехэтажное здание для частной гимназии Ф.-Л. Мансбах. , наконец, последний дом по правой стороне переулка – №14/22 – построен в 1913 г. архитектором И.А. Германом.
Здесь переулок выходит к Новорязаиской улице, проложенной в 1877 г. по участку площадью почти 2000 квадратных саженей, пожертвованному городу одним из землевладельцев, американцем, «временно московским купцом» К. Стукеном. На улице можно отметить памятник советской архитектуры (№27) – один из гаражей, проект которого принадлежит известному архитектору К. С. Мельникову. Это так называемый Новорязанский гараж МКХ (т.е. Московского коммунального хозяйства), выстроенный в 1927-1929 гг. и предназначенный для нового тогда и бурно развивавшегося вида городского транспорта – автобуса. Как и многие постройки Мельникова, гараж, подковообразного плана с торцами, выведенными на красную линию улицы, отличался новаторскими чертами, позволившими весьма рационально использовать участок неудобной формы.
Почти напротив него – добротное здание (№12), используемое сейчас Министерством путей сообщения, но построенное как жилое архитектором Н. И. Якуниным в 1902 г. (владельцем тогда был московской второй гильдии купец Л.В. Готье-Дюфайе).
На Новой Басманной неинтересное внешне строение под №29 имеет любопытную историю: в середине XVIII в. здесь находились два участка – один, принадлежавший в течение нескольких лет аптекарям, содержавшим в каменном доме по улице аптеку, и второй – золотых дел мастеру Оружейной палаты Алексею Баталевскому. В 1790 г. оба участка приобрел князь Н.Н. Трубецкой, а в 1795 г. его купил генерал-майор В.А. Кар, о котором писал А.С. Пушкин в связи с его участием в подавлении мятежа Пугачева. В.А. Кар был одним из тех шотландцев, кто гонимые судьбой и бедностью, покидали свою родину и уезжали в дальние края на поиски лучшей жизни. Род этот обосновался в России и дал многих полезных деятелей на разных поприщах и в особенности на военном.
В 1817 г. наследники генерала вдова Мария Сергеевна и сын Сергеи продали в казну, как они писали, «каменной обгорелой наш дом», а казна купила его под Басманную полицейскую часть. О нравах полиции позволяет судить яркая история, рассказанная московским губернским прокурором Д.А. Ровинским о том, как в Басманной части при очередной ревизии обнаружили семь подвальных темниц, которые назывались «могилками»,– в них без суда и следствия годами сидели подозреваемые, числясь «за приставом». В здешнем «съезжем доме», в частности, отсиживали В.Г. Короленко, В.В. Маяковский, И.Ф. Арманд.
Сам дом является памятником архитектуры, т.к. предполагается, что он выстроен в 80-х гг. XVIII столетия. Исследователи отмечают
его сходство с домами, предположительно выстроенными В.И. Баженовым на Большой Полянке (князя И.И. Прозоровского) и на 1-й Мещанской (Л.И. Долгова).
Следующий участок на Новой Басманной связан с юностью Ф.М. Достоевского. Сын известного в начале XIX в. историка М.Т. Каченовского вспоминал о том, как Достоевский писал ему: «Бывая в Москве, мимо дома в Басманной всегда проезжаю с волнением». Какой же дом вызывал такое чувство у писателя? На месте современного здания №31 стоял деревянный дом княгини Н.П. Касаткиной-Ростовской, который снимал содержатель пансиона Л.И. Чермак. В этом пансионе в 1834–1837 гг. учился Федор Достоевский, «серьезный, задумчивый мальчик, белокурый, с бледным лицом», которого всегда видели с книгой в руках. У Чермака учились его братья Михаил и Андрей, а также известные впоследствии библиограф Г. Геннади, археограф Н.В. Калачев, академик зоолог Л.И. Шренк, профессор Московского университета юрист Ф.Б. Мюльгаузен, земский деятель князь С.В. Волконский, сенатор А.Д. Шумахер. Пансион пользовался славой одного из лучших в Москве, в нем преподавали известные ученые, профессора Московского университета, в частности Т.Н. Грановский, Д.М. Перевощиков, А.М. Кубарев, Н.Д. Брашман, И.И. Давыдов. Преподавание было с литературным уклоном – писатель Д.В. Григорович вспоминал, что ему «не раз случалось встречаться с лицами, вышедшими из пансиона Чермака... все отличались замечательною подготовкой и начитанностью».
Тут до постройки современного дома жил Р.Р. Минцлов, яркий и убежденный либерал. Он долгое время служил членом окружного суда а Рязани, но из-за своих убеждений подвергся остракизму при земских выборах. Минцлов переехал в Москву, бросил государственную службу и работал юрисконсультом частной железной дороги. Его квартира стала центром кружка либеральной интеллигенции, собиравшимся по субботам – там бывали С.А. Муромцев, И.Н. Янжул, А.Н. Веселовский, В. И. Танеев, А. И. Урусов и другие блестящие адвокаты, писатели, ученые. Минцлов обладал великолепной библиотекой в 15 тысяч томов, на редком из которых, как писал сын, известный коллекционер, библиограф и писатель С.Р. Минцлов, не было его пометок.
В 1912–1913 гг. здесь воздвигли большой доходный дом (архитектор Н.Н. Благовещенский), а в 1915 г. позади него во дворе, на месте традиционного полукруга дворовых строений – еще один, по проекту Н.И. Жерихова.
Еще одно примечательное здание на Новой Басманной, выбранное Казаковым для своего альбома лучших московских зданий, находится под №33 – оно было нарядным, двухэтажным на высоком подвале, с узкими окнами бельэтажа. Владельцем его был коллежский асессор Демид Мещанинов, из разбогатевшего, как можно понять, мещанского рода, ставшего дворянским. По мнению Е.А. Белецкой, издавшей казаковский альбом, дом Мещанинова был выстроен в 1770-х гг.; он был увеличен пристройкой, в 1885 г. декоративное оформление его изменили, а надстроили в 1920-х гг.
Из сохранившихся зданий на левой стороне Новой Басманной – последнее под №35, построено в 1899 г. по проекту архитектора П.А. Виноградова, а за ним новое здание по красной линии улицы, построенное в 1997 г. на месте старой застройки, снесенной при строительстве Бауманского райкома коммунистической партии, воздвигнутого в 1980 г. (архитекторы З. Розенфельд и Е. Сорин), оно теперь стоит позади нового строения. При строительстве райкома средств на поломку всего вокруг и возведение этого «шедевра» не жалели: как же, ведь в Бауманском районе «выбирался» сам Леонид Ильич Брежнев. Перед райкомом еще недавно стояла скульптурная группа, состоявшая из мужской и женской фигур: мужчина осторожно держал в руках огромный молот на хлипкой ручке, женщина же с серпом (что и образовало советскую эмблему) закатывала глаза на что-то развевающееся у них над головами. Теперь этого произведения и след простыл.
По проекту вышеупомянутых архитекторов площадь должна была быть вся перестроена, да и на Старой Басманной только «дом В. Л. Пушкина» оставлялся как «свидетель московской старины», как будто бы сносимые дома не были этими самыми свидетелями. Теперь перекресток обоих Басманных улиц являет собой печальное зрелище: пустыри, слепые брандмауэры оставшихся домов...
На правой стороне Новой Басманной первое здание, которое начинает ее,– то, что сумел сделать маститый архитектор И. А. Фомин из вполне добропорядочного сооружения XIX в., которое называлось «Институт для благородных девиц имени императора Александра III в память императрицы Екатерины II». Такое сложное название имело учебное заведение, основанное в ознаменование столетней годовщины жалованной грамоты, данной Екатериной II дворянству, и того внимания, которое уделил Александр III учреждению института: «Отцы и матери да потщатся воспитывать детей своих, будущий род Российского дворянства в духе веры, воспитавшей и утвердившей Россию, в правилах чести, в простых обычаях жизни, в неизменной преданности Престолу и истинному благу отечества» – так определял император задачи учебного заведения. Обучение и содержание
воспитанниц было платным: без обучения музыке 300 рублей в год, а с обучением музыке платили больше, причем если учителем была женщина, то только на 10 рублей, а если мужчина – на 60. Особое внимание обращалось на физическую культуру – на «правильное физическое воспитание». Тех воспитанниц, которых родители не могли отправлять за город на летние каникулы, брал к себе в Остафьево член правления института граф С.Д. Шереметев. Дворцовое ведомство предоставило институту старинное здание, которое начало перестраиваться архитектором А.Ф. Мейснером в 1902 г., а осенью 1906 г. занятия в нем уже начались.
Судя по планам местности первой трети XVIII в., здесь находилось деревянное здание Житного (или Запасного) двора. По сведениям москвоведа А.А. Мартынова, в Житном дворе с 1753 г. находилась Главная Дворцовая канцелярия: «Строения Старого Житного двора состояли из одного каменного корпуса длиной 23 сажени и шириной 5 саженей и каменной ограды с двумя по краям башнями». На дворе находились также несколько строений: одни были жилые, в других приготовлялись разные припасы – там варили мед, делали квас, производилось «сидение» водки и спирта, «дело восковых свеч, факелов и прядей, устройство провесной рыбы, печение хлебов ситных и басманов». Сохранилась акварель мастерской художника Ф.Я. Алексеева, где изображено здание Запасного двора, типичное строение середины XVIII столетия, судя по его декоративной обработке. Центр протяженного двухэтажного фасада выделялся еще одним – третьим – этажом с церковным куполом над ним: в здании была не одна, а даже две церкви – во имя святого мученика Севастиана и дружины его и святого мученика Януария. Выбор святых и дружин объясняется тем, что память первого празднуется 18 декабря, т.е. в день рождения императрицы Елизаветы Петровны, а второго – 21 апреля, в день рождения Екатерины II. В первой половине XIX в. здание Запасного двора было значительно переделано, большая перестройка происходила в начале XX в., а вот в советское время бывший Запасный двор преобразился неузнаваемо. Благородным девицам пришлось покинуть их институт, занятый новыми советскими чиновниками, которые предложили архитектору И. А. Фомину совсем перестроить здание, что он и сделал в 1932 г., и так, что только внимательный и знающий глаз может различить под конструктивистскими одеждами старинный образец.
Можно отметить, что знаменитый историк И.Е. Забелин в 1850-х годах жил в помещении Запасного двора, когда он работал в Оружейной палате.
Далее по Новой Басманной – несколько памятных зданий, связанных со славной фамилией князей Куракиных. Ридом с Запасным двором был расположен замечательный ансамбль из двух невысоких строений и стройной башни церкви, находившейся посередине обширного двора. Это ансамбль Куракинской богадельни, первой в ряду многочисленных московских благотворительных учреждений. Ее основал князь Борис Куракин, человек незаурядный, близкий сотрудник Петра Великого, один из самых образованных людей его царствования, оставивший любопытное литературное наследие.
Будучи послом в Париже, Куракин, конечно, видел Дворец инвалидов и, возможно, поэтому он завещал выстроить подобное учреждение в Москве, посвятив его Николаю Угоднику. Его сын выполнил завет и в 1742–1745 гг. построил богадельню для призрения увечных воинов с церковью при ней. Возможно, что проект зданий был сделан французским архитектором. Богадельня существовала много лет, она была предназначена, как написано в московском справочнике, для того, чтобы «доставить постоянный приют неимущим средств к существованию лицам мужского пола из классных нижних чинов, состоявших на службе по военному или гражданскому ведомствам».
В 1935 г. ансамбль лишился своей доминанты – разрушили высокую башню Никольского храма, но двухэтажные строения богадельни (№4) остались. Далее – собственный дом Куракиных, прекрасно сохранившаяся изящная постройка 1790-х гг. в стиле классицизма. Возводил его Степан Борисович Куракин, занимавший тогда пост начальника экспедиции Кремлевского строения и располагавший возможностью пригласить лучших архитекторов.
Спокойные и торжественные формы, удачно найденные пропорции пилястрового портика, легкие кронштейны под небольшими портиками на боковых частях, скульптура на фасаде дома – все это делает здание незаурядным. В тимпане, в окружении военных атрибутов и геральдических фигур – герб князей Куракиных, составными частями которого являются новгородский, польский и литовский гербы. Во дворе сохранились два флигеля, одновременных дому, а в нем самом – большой зал с барельефами.
Вестник нового времени на старой улице – большой жилой дом сразу же за мостом через железную дорогу (№10), выстроенный в 1913 г. по проекту инженера А.Н. Зелигсона, с несколько дробным, но живописным фасадом с резными ограждениями балконов, острыми завершениями и двухцветной раскраской.
Дом этот – самый богатый на Новой Басманной, предназначенной для весьма состоятельных жильцов: в подъездах висели дорогие люстры, квартиры были шикарно отделаны, и каждая имела индивидуальную планировку.
С левой стороны от основного входа в здание висит мемориальная доска: «В этом доме с 1921 по 1926 год жил и работал венгерский писатель-интернационалист Матэ Залка». Чем только он, причисленный к этому особому виду пишущей братии, не нанимался, попав в русский плен в 1916 г. и оставшись в России: партизанил в Сибири, стрелял в голодных русских крестьян, ездил дипкурьером, под именем генерала Лукача воевал в Испании, где и погиб, избегнув сталинских тюремных пыток, а вот здесь на Басманной он оказывается – помните Швондера из «Собачьего сердца»? – подвизался в качестве коменданта дома.
Дом №12 – архитектурный памятник, также сочтенный М.Ф. Казаковым достойным включения в «Альбом». Его выстроили после 1797 г. для директора Воспитательного дома Г.Г. Гогеля, но он обычно называется «домом Плещеева», т.к. от Гогеля усадьба вскоре перешла к статс-секретарю С.И. Плещееву, любимцу императора Павла I. Почти через сто лет внешность дома была несколько изменена: исчез фронтон, сделан новый лепной декор, изменилась форма окон.
С этим архитектурным памятником соседствует еще один (№14), также помещенный в списки памятников, охраняемых государством, и, как ни странно, это отнюдь не старинные палаты или произведение Казакова или Баженова, а работа почти неизвестного ныне архитектора и, более того, типичная эклектика, столь нелюбимая искусствоведами, не признававшими за ней права на существование и старавшимися вообще не замечать целый период в русской архитектуре, охвативший большую часть XIX в. Отрадно, что этот особняк признан памятником архитектуры, хотя внешне он и не производит большого впечатления, т.к. распределение масс, фронтальная постановка двухэтажного дома с выделенным центром, довольно стандартный набор декоративных деталей суховатого неоклассицизма не говорят о его оригинальности. Однако очень интересны его богатые интерьеры это ценнейший памятник прикладного искусства: комнаты особняка отделаны в мавританском, готическом, барочном стилях десятками видов ценного дерева, естественного камня, мрамора.
Особняк построил елабужский купец Н.Д. Стахеев, представитель значительной купеческой династии, разбогатевшей от хлебной торговли на Каме и Волге и прославившейся благотворительностью. В начале XX в. Стахеевы вкладывали капиталы в нефтедобычу, разработку месторождений золота, в приобретение различных компаний.
Проект собственного дома Стахеев заказал архитектору М.Ф. Бугровскому, который выстроил его в 1898–1899 гг., пригласив для отделки скульптора В.Г. Гладкова. Стоимость строительства составила один миллион рублей. Перед домом еще сохранился фонтан, сделанный в Париже,– чугунная женская фигура, держащая фонарь. Позади дома пристроено помещение галереи, а с правой стороны от дома находится здание конторы.
Особняк Стахеев уступил своей супруге, которая сдала его вдове Саввы Морозова Зинаиде Григорьевне, вышедшей замуж после его смерти за московского градоначальника, переменившего фамилию после начала войны с Германией с Рейнбота на Резвого.
После переворота октября 1917 г. особняк национализировали и передали железнодорожникам, и там в разное время находились различные учреждения – Клуб железнодорожников имени Дзержинского, Деловой клуб транспортников и учреждение с таинственной аббревиатурой ВОЛТ, вывеска которого видна на фотографии дома начала 1930-х гг. (это оказалось Всесоюзное объединение лесной и деревообрабатывающей промышленности на транспорте). В 1940 г. дом отдали под клуб детей железнодорожников, который занимал его до последнего времени.
Часть сада позади особняка Стахеева застроена жилыми домами, в том числе корпусами, нелепо пристроенными вплотную к заднему фасаду особняка, а другая вошла в сад имени Баумана, вход в который находится между участками №14 и 16.
Созданный в 1920 г., он составился из садов нескольких соседних усадеб. Сначала сад назывался имени 1-го мая, а в 1922 г. ему дали имя революционера Н. Э. Баумана. Это настоящий оазис среди каменных строений московского центра, редкий зеленый островок, любимый окрестными, да и не только окрестными жителями. Когда-то он процветал, в его театре выступали известные актеры, работал кинотеатр и различные увеселения, но в последнее время он, к сожалению, все более и более приходит в упадок.
Сад усадьбы №16 также вошел составной частью в сад имени Баумана. Усадьба эта в 50-70-х гг. XVIII в. принадлежала В.И. Чулкову, одному из тех, кто попал «в случай» при императрице Елизавете Петровне,– «своим возвышением он обязан не красоте, как другие, он был мал ростом и безобразен; но у него был чуткий сон, какой только можно себе представить, и это составило его счастье. Елизавета была, как все узурпаторы, труслива. Она боялась каких-либо переворотов, на какие могли бы решиться ночью... Можно сказать, что она не провела без него (Чулкова) ни одной ночи – каждую ночь он был обязан дремать на кресле в ее комнате»,– рассказывает историк. За эту оригинальную службу бывший истопник сделался камергером, генерал-аншефом и андреевским кавалером. После него усадьба перешла к племяннику его вдовы «придворному танцмейстеру» Семену Брюхову. Каменный двухэтажный дом сгорел в 1812 г. и через три года заново отстроен – это был представительный красивый особняк с шестиколонным портиком. В 1838 г. усадьбу покупает жена знаменитого московского губернатора Е.П. Ростопчина. Летом 1858 г. этот дом посетил Александр Дюма, когда он был в Москве проездом из Петербурга на Кавказ. Тут же зимой 1863/1864 гг. жил писатель А. Ф. Писемский.
В 1870 г. новый владелец, первогильдейский купец из Нарвы Иван Прове переделал классический особняк по новой моде – архитектор Р.А. Гедике убрал такой немодный тогда портик с колоннами и украсил фасад мелкими декоративными деталями. Примерно с этого времени семейство Прове прочно обосновалось на Басманных улицах, перестраивая старые особняки и возводя новые.
Также переделан фасад соседнего (№18) двухэтажного особняка. Этот дом с отделкой второй половины XIX в., возможно, сохранил стены весьма старые – по крайней мере, он показан на плане усадьбы аптекаря Христиана Рихтера 1803 г. Перед коммунистическим переворотом особняк принадлежал шталмейстеру императорского двора князю Сергею Михайловичу Голицыну, а в советское время здесь располагались различные учреждения – отдел труда Моссовета вместе с музеем, были и квартиры, а сейчас ЗАГС.
Новая Басманная в 1830–1850-е гг. была той улицей, которую посещал почти каждый сколько-нибудь важный визитер: все они бывали у нечиновного и небогатого обитателя ее, которого так и прозвали – «басманный философ». Петр Яковлевич Чаадаев всегда был заметен в обществе острым критическим умом, своей внешностью, выразительным лицом, манерой поведения, а после опубликования его «Философического письма», вызвавшего столько толков и в Москве и в Петербурге, и особенно после приказа коронованного самодура Николая I, объявившего автора сумасшедшим, он превратился не только в московскую, но и российскую знаменитость. «Что, кажется, значат два-три листа, помещенных в ежемесячном обозрении? А между тем такова сила речи, сказанной, такова мощь слова в стране, молчащей и не привыкнувшей к независимому говору, что «Письмо» Чаадаева потрясло всю мыслящую Россию. Оно имело полное право на это. После «Горя от ума» не было ни одною литературного произведения, которое сделало бы такое сильное впечатление»,– вспоминал Герцен.
Чаадаев был одинок, он не имел собственного дома, и его друзья Левашовы предложили ему снимать флигель в их большой усадьбе, на Новой Басманной (№20). Как писал современник, «семейство Левашевых было одним из тех старинных дворянских московских семейств, о которых не только существование, но и память в настоящую минуту начинает уже исчезать. Оно жило в собственном пространном доме, со всех сторон окаймленном огромным вековым садом и снабженном несколькими дворами, содержа около полсотни человек прислуги». Чаадаев переехал к ним и прожил здесь до самой смерти. Он твердо держался раз усвоенных им привычек и не любил их менять: ему было хорошо у Левашовых, и он так и не собрался переменить место жительства и, более того, даже ни разу не выезжал из своего добровольного заточения,– нельзя было и отремонтировать флигель, в котором он жил.
Д.Н. Свербеев вспоминал, как «в обветшалой своей квартире из трех небольших комнат принимал он у себя еженедельно своих многочисленных знакомых... Вся Москва, выражаясь фигурально, знала, любила, уважала Чаадаева, снисходила его слабостям, даже ласкала в нем эти слабости... Обыкновенно Чаадаев бывал самым ласковым и внимательным хозяином своих гостей и у себя давал более говорить и рассуждать посетителям, нежели говорил и спорил сам, хотя был очень словоохотен и по временам жаркий спорщик».
А.И. Дельвиг, женатый на дочери Левашовых, писал, что у Чаадаева «в его маленьком флигеле» регулярно по понедельникам собиралось «большое общество из наиболее замечательных москвичей: А. С. Хомякова, братьев Киреевских, Аксаковых и многих других и из лиц, проезжавших через Москву, в том числе, многих высокопоставленных в служебной иерархии».
Где же находился «чаадаевский» флигель? Во всех работах всегда положительно утверждалось: «флигель не сохранился», хотя было неясно, на основании чего авторы делали столь категоричный вывод. Можно думать, что Чаадаев жил в одном из двух флигелей, стоящих и теперь по сторонам от главного дома на территории владения №20 (возможно, в правом), но также весьма вероятно, что флигель действительно не сохранился, ибо на обширной территории усадьбы находилось несколько отдельных жилых зданий, где мог жить Чаадаев.
Левашовы продали усадьбу аптекарю П. Шульцу, тому самому, который владел огромной усадьбой Петровское на севере Москвы, потом на Новой Басманной поселились купцы Прохоровы, построившие мрачноватый флигель, выходящий торцом на улицу у самой границы с соседним участком. В 1904 г., после того как усадьба перешла
к Александровскому коммерческому училищу, архитектор С.У. Соловьев выстроил на месте старого дома (показанного в усадьбе графини Е.И. Шуваловой еще на плане 1782 г.) трехэтажное здание для женского отделения училища. В советское время здесь находилась Промышленная академия, где началась стремительная карьера Хрущева, бывшего там секретарем партячейки: студенткой академии была жена Сталина, который, вероятно, узнал от нее о Хрущеве. В последнее время дом занимал секретный «почтовый ящик», недавно объявивший себя на вывеске около входа – «ЦНИИ Радиотехнический институт».
Последний на углу Бабушкина переулка – особняк (№22) со сложным сочетанием различных по размерам объемов, соединенных в одно целое общей декоративной обработкой большим рустом и раскраской в два цвета. Он как бы состоит из двух почти одинаковых частей, имеющих два отдельных входа: над левым вензель «ФП», над правым – «АК». Что скрывается за этими буквами? Сохранились сведения о том, что владельцем особняка, построенного архитектором К.В. Трейманом в 1895 г., был тот же И.К. Прове (см. дом №16), построивший его для детей – сына Федора и дочери Адели, в замужестве носившей фамилию Калиш, почему и были помещены эти вензели над входами в особняк.
После переворота октября 1917 г. и до сих пор в особняке находится противотуберкулезный диспансер.
Еще один особняк Прове – в Бабушкином переулке (улица Александра Лукьянова) – дом №5, построенный для еще одной дочери И.К. Прове Эмилии Миндер архитектором А.Э. Эрихсоном в характерном для него суховатом варианте неоклассицизма. За ним стоит гранитный бюст Ленина с галстуком, поставленный здесь потому, что в бывшем особняке находился райком комсомола.
За Бабушкиным переулком – одна из самых больших усадеб (№26) на Новой Басманной улице. История ее начинается в то время, когда граф Н. А. Головин скупает несколько участков и строит себе деревянные хоромы – это все происходило в 1755–1756 гг. От него усадьба, выходившая и на Новую и на Старую Басманные, переходит в конце XVIII в. к внуку знаменитого Акинфия Демидова Никите Никитичу – он, вероятно, и строит по красной линии Новой Басманной большой дворец с двумя каменными флигелями, купленный в 1805 г. князем Михаилом Петровичем Голицыным, продавшим перед тем сравнительно небольшой дом на Старой Басманной (№15). Ему, вельможе, шталмейстеру, а потом и действительному камергеру, нужно было соответствующее статусу помещение. Современники писали о «великолепном доме» князи и его «славной картинной галерее», о которой творили, что ее «можно назвать музеем или московским Эрмитажем в малом виде: то же разнообразие предметов, тот же вкус ко всему изящному и то же искусство в размещении их».
После 1812 г. дом Голицына в Москве получил прозвище «несгораемого»– он чудом уцелел среди погоревших домов по всей Новой Басманной. В 1831 г. 1олицын расстался с домом, которого уже не мог содержать, и через три года его приобрел Попечительный совет о заведениях общественного призрения для Сиротского училища. Переустройство бывшего княжеского дворца включало и строительство домовой церкви, апсиду которой можно видеть с левого восточного торца здания – в 1837 г. ее освятили во имя Успения свыше Анны. Сейчас в этом здании больница, ведущая свою родословную от так называемой Басманной больницы для чернорабочих, которая появилась здесь в начале 1870-х г. В советское время в больнице работали такие выдающиеся медики, как М.С. Вовси, Е.М. Тареев, В.Э. Салищев.
Последний дом на правой стороне, отделанный керамическим кирпичом,– №28, с двумя большими эркерами, красивым рисунком балконов и неожиданно мрачными, с опущенными уголками губ, женскими масками. Его построили для купца М.А. Мальцева (отсюда и вензель «М» наверху) по проекту Н.И. Жерихова в 1905 г.
|
Статистика |
География и экономика |
История и культура Достопримечательности Москвы | Гостиницы и турагентства | Нужные телефоны |