«Чумной бунт», являясь активным выражением протеста низов московского населения против феодального гнета, имел крупное политическое значение, потому что немедленно же нашел отклик в окрестностях Москвы. Во второй половине сентября Салтыков с тревогой доносит Екатерине, что «на Пахре собирается много всякого народа, и хотят итти в Москву со всяким их орудием… грозятся все разорить». Два дня спустя — новое, столь же тревожное, сообщение о том, что по дворцовым и монастырским вотчинам ходят люди в солдатских мундирах, принуждают попов читать перед народом подложные, якобы из губернской канцелярии указы, требуют, чтобы, услышав в Москве набат и пушечную стрельбу, народ с дубинами и рогатинами спешил в город. Это было бесспорно своеобразной перекличкой борьбы тогдашних городских низов с крестьянскими восстаниями ближайших 1773—1775 годов.
После подавления этих восстаний и казни Пугачева в 1775 году правительство Екатерины II приступило к укреплению дворянского аппарата управления страной.
Были изданы «Учреждение для управления губерний» (1775 г.) и «Жалованная грамота дворянству» (1785 г.). Правительство, хотя в меньшей степени, действовало также и в интересах купечества, в соответствии с чем в 1785 году была издана «Грамота городам». Все горожане заносились теперь в «городовую книгу», имевшую шесть частей, и делились на шесть разрядов. Первый разряд составили «настоящие городовые обыватели», владевшие недвижимостью и принадлежавшие к различным сословным группам, включая дворян и духовенство; второй и четвертый разряды составляли гильдейские купцы (из иностранных — только постоянно жившие в городе), пятый — «именитые граждане», к которым принадлежали ученые, художники, представители интеллигентных профессий, банкиры, судовладельцы; третий разряд образовали цеховые ремесленники; шестой — последний — те, кто «промыслом, рукоделием или работой кормятся»; вместе взятые, они получили сословное название «мещане» в новом значении этого слова. Таким образом, основное городское население составляли купцы и мещане. Все шесть разрядов образовали «общество градское», объединенное в своих правах и повинностях общей городской думой; последняя, возглавляемая головой, выбирала из числа своих гласных шесть лиц (по одному от каждого разряда «градского общества») в «шестигласную думу» (управу), ее постоянно действующий исполнительный орган.
Цирюльник и раскольник. С лубочной картинки начала XVIII века
«Грамота городам» установила понятие города как совокупности всех его жителей, независимо от сословий, и впервые дала общую организацию не только прежним тяглым общинам посада, но и всему городу, со всем его разнообразным населением. Впрочем, несмотря на то, что город провозглашался всесословным самоуправляющимся союзом, фактически все было в руках крупного купечества. Мещане, особенно шестого разряда, потомки или преемники «черных» слобожан, по-прежнему были так же бедны, отягощены работами и поборами. По-прежнему стонали они под гнетом податного пресса, в частности под гнетом взимания «стрелецких денег» (хотя стрелецкое войско уже перестало существовать) и так называемой десятой деньги, превратившейся при Петре I в своего рода регулярный «подоходный налог». Сверх этого, на некоторых слобожан тогда же был наложен особого вида высокий налог, дотоле неслыханный, взимавшийся более полустолетия. В 1705 году вышел указ Петра с повелением: всем в Москве, кроме людей церковного чина, носить с 1 января верхнее платье «саксонское», а исподнее и башмаки «немецкие»; в том же году велено было всем, кроме духовенства и крестьян, брить бороду и усы, причем дозволено от этой обязанности откупиться, уплачивая в казну, в зависимости от звания и состояния, пошлину от 30 до 100 рублей в год. Что же касается раскольников (староверов), которых было весьма немало среди низов посадского населения Москвы, то было приказано вообще записать их в двойной подушный оклад. Указы о брадобритии и иноземной одежде были встречены московским «простолюдием» весьма оппозиционно, а раскольниками открыто враждебно; несмотря ни на какие притеснения, староверы непоколебимо остались верны» своеобразной прадедовской «святыне» в виде бороды и традиционного русского платья. Память о «гонении» на эти пережитки допетровской старины сохранила для потомства народная картинка XVIII века: на этой сатирической гравюре изображены упирающийся раскольник, уже переодетый в нерусское платье, и цирюльник с ножницами, собирающийся насильно отрезать ему огромную бороду. Подобные картинки в назидание «черни» и раскольникам неоднократно издавались правительством в XVIII веке. Запись раскольников в особый двойной подушный оклад и распоряжение о всеобщем брадобритии были отменены только в первой половине 1760-х годов.
Последние черты слободского деления Москвы были ликвидированы к концу XVIII века. Термины «слобода», «слободской» еще продолжали бытовать в языке московского населения в первой половине XIX века. Потом и они были забыты. Гораздо дольше удержалась память о слободском делении Москвы в другом виде В XVII веке, как упоминалось выше, для обозначения каждого посадского человека Москвы к его имени, отчеству и фамилии всегда присоединялось название слободы, к которой он принадлежал. Этот обычай сохранялся по традиции среди московского потомственного мещанства еще в начале текущего столетия.
В настоящее время о старых московских слободах, некогда «растительной клеточке» великого города, напоминает только слово «слобода», встречающееся в мемориальных названиях той или иной местности современной Москвы (Ленинская слобода, Кутузовская слобода).
Предыдущая | Оглавление |