Главной причиной московских пожаров, периодически истреблявших прекрасные памятники архитектуры, государственную казну, различные произведения искусства, товары и имущество столичного населения, несомненно, была скученность деревянных построек.
Об этом наглядно свидетельствуют зарисовка Адама Олеария в его известном «Путешествии», изображающая одну из улиц Москвы середины XVII века, и планы Москвы того же времени.
Деревянные заборы и плетни, жилые и служебные постройки с деревянными и соломенными крышами, примитивные печи с деревянными дымовыми трубами — все это, вместе взятое, способствовало катастрофическим пожарам.
Противопожарные мероприятия допетровской Москвы были преимущественно предупредительные; они хотя и снижали число пожаров, но не давали решительных результатов. К числу подобных мероприятий относятся преднамеренно оставлявшиеся тогда пустыри. Относительно этого англичанин Карлейль, живший в Москве в 1663 году, писал, что улицы в столице Московского государства «довольно широки и местами, чтобы препятствовать силе огня, оставлены промежутки». Матвей Меховский, живший в начале XVI века, описывая Москву, сообщал, что она «деревянная, а не каменная, имеет много улиц, и где одна улица кончается, там не тотчас же начинается другая, а лежит промежутком поле».
Таким образом, эти пустыри, очевидно, следует рассматривать как одну из предупредительных противопожарных мер. Известно, что во время коренной реконструкции Кремля Иван III в 1493 году именно в этих целях приказал с северо-западной стороны Кремля снести все деревянные дворы, церкви и лавки. Благодаря этому вдоль Неглинной образовался огромный пустырь шириной 110 сажен. Два года спустя из опасения, что во время татарских набегов пожар при сильном ветре может перекинуться на Кремль даже через реку, было сделано то же самое и с постройками в Заречье — там, где теперь находятся Софийская набережная и Болотная площадь. Подобная мера, очевидно, была распространена и на местность, расположенную за восточной стеной Кремля, ныне занятую Красной площадью.
Косвенным подтверждением этого служит огромная Китайгородская площадь, которая до середины XVII века называлась Пожар, то есть пожарище, полое, пустое, оставшееся после пожара место. Позже она была названа «Красной» (в смысле красивой) за красоту своего архитектурного ансамбля.
Торговая (общественная) баня и мельница на реке Яузе. По зарисовке XVII века
В дальнейшем при расширении улиц уцелевшие от огня дворы не сносили, в результате чего улицы столицы стали неодинаковой ширины, а кривизна их и количество тупиков увеличились. В тех же противопожарных целях прибегали и еще к одной достаточно практичной мере: жилые и вообще ценные постройки по возможности ставили посреди двора или в окружении сада. Но, понятно, это было доступно лишь владельцам более или менее крупных земельных участков. Городские власти требовали также, чтобы после каждых десяти дворов проходил переулок, что вело к дробности кварталов. Рекомендовалось устраивать на окнах железные ставни, что тоже было доступно не всякому домовладельцу.
Долгое время Москва была городом деревянным, в соответствии с чем ее постройки, даже церкви, в подавляющем большинстве имели тесовые крыши, а более бедные, которыми изобиловали именно слободы, были крыты соломой. Правительство приказывало на такие кровли накладывать дерн и ставить мерники (кадки) с водой и помелом. В 1629 году вышел особый указ, впервые предписывавший в Белом городе и за ним устроить по большим улицам «для пожарного времени» по одному колодцу на каждые десять дворов. До нас дошел и другой указ того же года: «…указал государь устроить на Земском дворе телег и бочек, и были б безпрестани бочки с водою; а о извощиках будет государев указ как устроять телеги и бочки. Да парусов указал государь пятдесят, по пяти сажен и по четыре, а менши того не быть; да на щиты взять 100 лубов, и велеть сделать с рукоядми». Эти приспособления (паруса и щиты с рукоятками), вероятно, поливаемые водой, переносили с места на место и ставили во время пожара для защиты еще не загоревшихся построек. Во второй половине XVII века велено было, чтобы все зажиточные люди заводили у себя пожарные медные и деревянные трубы, а люди с меньшим достатком объединились по пяти дворов для покупки вскладчину одной трубы, и в случае пожара все должны были бежать для тушения огня. По сообщению Павла Алеппского, за неявку на пожар виновные подвергались штрафу и строгому наказанию. Указы, запрещавшие винокурение с необходимыми для того печами особого устройства, котлами и кубами, помимо главной своей цели (интересы казны), косвенно тоже являлись противопожарной мерой. В слободах, как только замечали начавшийся пожар, били в набат на колокольне приходской церкви; на кремлевских стенах постоянно дежурили особые дозорные, которые, заметив пожар в каком-нибудь квартале столицы, били в большой всполошный колокол, что служило сигналом для стрельцов.
Московская улица в XVII веке. С гравюры того времени
Но все это не давало больших положительных результатов, так как лучшим мероприятием, бесспорно, было расширение строительства каменных домов с более огнестойкими крышами. Настоятельная необходимость этого Выла ясно осознана во второй половине XVII века, в соответствии с чем было обращено должное внимание и на кирпичные заводы. Но деревянные постройки, по замечанию И.Е. Забелина, «ставились так скоро, были так удобны, сообразны обычаям и потребностям времени, и так были дешевы, что, несмотря на беспрестанные пожары, опустошавшие в несколько часов целые посады и даже большие города, кирпичное производство не прививалось до тех пор, пока не стал ощутительно дорожать лесной материал».
Московские колодцы. По зарисовке XVII века
Причиной московских пожаров были также злоумышленные поджоги в целях грабежа, и притом грабежа в очень значительных масштабах. Примером этого может служить замысел князя Ивана Щепина, намеревавшегося с целой шайкой пособников в 1595 году «зажечь град Москву во многих местах», а самим тем временем ограбить подклет Покровского собора (церкви Василия Блаженного), где тогда хранилась «великая казна». Замысел не удался, все злоумышленники были схвачены и частью казнены, частью посажены в тюрьму. Следует заметить, что в заговоре участвовал П. Байков, заведовавший полицейской охраной Москвы.
Что касается способа тушения пожаров, то, по сообщению современников, он состоял в следующем: при подобных несчастиях наряжались стрельцы и особая стража, которые должны были бороться с огнем, прекращая его распространение тем, что ломали близстоящие строения, благодаря чему огонь, теряя силу, потухал сам собою. Если хотели спасти еще не загоревшуюся постройку, то ее закрывали большими кожами и усиленно поливали водою. Кроме этого, согласно правительственным указам, на улицах устраивались общественные колодцы, а на крышах (в особенности деревянных) держали наготове кадки с водой. Но все-таки главным способом борьбы с огнем был снос ближайших к пожару строений, как это, между прочим, изображено на русской миниатюре второй половины XVI века. Именно в связи с таким способом тушения пожаров и было запрещено строить дома выше двух этажей с предупреждением: «а кто сделает какие хоромы или чердаки (теремки) высокие, у тех строение велеть сломать» (указ 1685 г.).
Предыдущая | Оглавление | Следующая