Со второй половины XVIII века особенно прославилось гулянье под Новинским. Это была очень обширная территория, занимавшая пространство от нынешней площади Восстания до Проточного переулка. Упомянутый Делабарт сделал превосходную зарисовку гулянья под Новинским. На ней хорошо видны шатер-колокол, качели-колыхалки, палатки и пр., но нет еще каруселей (они же «коньки»), появившихся несколько позднее. Вдоль «простонародного» гулянья проезжают экипажи москвичей-дворян, пожелавших взглянуть, как веселится «народ». Кто-то, очевидно, чуть было не задавленный, энергично замахивается палкой на четверку лошадей.
Если жители московских слобод охотно предавались развлечениям, то одновременно у слобожан были и большие культурные запросы, о чем свидетельствуют, между прочим, московские школы.
Масленичное катанье с гор около Клемля на Неглинной в XVIII веке. С гравюры того времени
Сохранилось немало вполне достоверных известий о том, что не только в XVII, но еще и во второй половине XVI века школа на Руси была совсем не редким явлением и что, прибегая к современной нам терминологии, школьные дома существовали тогда во многих городах. Вообще весьма ошибочно было бы думать, будто в допетровской России, особенно когда речь идет о Москве, грамотность стояла на низком уровне даже среди высших слоев общества, что русские люди стали обучаться наукам лишь при Петре в силу его категорического требования.
Огромное Русское государство настоятельно нуждалось в грамотных людях: они нужны были в церквах, в приказах, в земских и воеводских избах (канцеляриях); нужно было «уметь грамоте», чтобы написать просьбу или жалобу в суд, чтобы прочесть присланную казенную бумагу, сосчитать и записать казенное имущество, к которому был приставлен должностной человек, «приложить руку» (расписаться) в качестве «видока» (свидетеля). Нужны были грамотные люди и в ремесленном производстве и т.п. Требование на школы было обусловлено прежде всего государственной и общественной нуждой в грамотных людях.
О школах наших предков до XVII века мы располагаем сравнительно небольшими известиями. Во всяком случае, краткое сообщение Лаврентьевской летописи под 998 годом о том, что Владимир I Святославич «нача поимати (брать) у нарочитое чади (у знатных людей) дети и даяти нача на ученье книжное», бесспорно свидетельствует о существовании на Руси еще в древнейшие времена каких-то школ. В «Истории Российской» Татищева имеется много летописных известий об образованности древней Руси домонгольского периода; в частности, там сообщается о князе Романе Ростиславиче Смоленском, устроившем училища, при которых он содержал учителей на свой счет; о Ярославе Галицком, очень образованном человеке, назначившем монастырские доходы на содержание школ; своей ученостью славился Константин Всеволодович Суздальский, устроивший большую библиотеку, в которой одних греческих рукописных книг было больше тысячи. Долговременное азиатское владычество, татарское иго, уничтожило эти рассадники просвещения.
Народное гулянье под Новинским в XVIII веке. С гравюры того времени
Что касается более позднего времени, то, по мнению академика А.И. Соболевского, грамотность в северо-восточной Руси XV—XVII веков была явлением вполне обычным. А.И. Соболевский писал, что, например, белое духовенство было тогда поголовно грамотно; об этом свидетельствует то обстоятельство, что правительство в XVI—XVII веках постоянно приказывало крестьянам и посадским людям, если они не знают грамоты, давать расписываться за себя лицам духовным. Среди черного духовенства процент неграмотных был не велик, в кругу высшего сословия, судя по числу подписей на соборной грамоте об избрании на царство Бориса Годунова (1598 г.), грамотность была достаточно распространена. Само собой разумеется, что в XVI—XVII веках просвещение было достоянием преимущественно феодалов, в первую очередь духовенства. Основная масса населения той же Москвы, иначе говоря, тяглецы московского посада, задавленные почти непрерывным трудом и нуждой, не имели возможности приобщиться хотя бы к начаткам просвещения.
Со второй половины XVI века грамотность начинает постепенно проникать в народные массы и притом не только московского населения. Об этом свидетельствует одно из постановлений Стоглавого собора (1551 г.), в котором предусматривалось во всех городах отдавать детей «на учение грамоте и на учение книжного письма». Правда, это не было приведено в исполнение; в значительной мере этому помешали трудные войны Ивана IV, начавшиеся с 1552 года на разных фронтах. И все-таки это было время блестящего подъема русской культуры вообще, в частности просвещения, что сказалось и на распространении грамотности среди посадско-слободского населения. В XVII веке в этом отношении впереди всех шли торговые люди, как это видно, например, из следующего: челобитье московских торговых людей (1646 г.) по поводу притеснений со стороны иноземцев было собственноручно подписано 163 челобитчиками из общего числа их в 168 человек.
Дошедшие до нас официальные документы (допросы) того же времени с собственноручными или по доверию подписями стрельцов, ремесленников и тяглецов наглядно свидетельствуют о том, что в их среде было много грамотных людей. Подсчет таких подписей показал, что среди мелкого московского люда, составлявшего основную массу столичного населения, грамотных людей насчитывалось без малого 24%; приговоры слободских сходов Мещанской слободы в последней трети XVII века говорят о быстро растущей грамотности среди слободского населения: в 70-х годах слобожанами этого поселка собственноручно было сделано 36% подписей, в 80-х годах число их доходит до 40%, а в 90-х — уже до 52%.
О сознательном чтении (своего рода «самообразовании») и широте культурных интересов посадского люда Москвы XVII века можно судить по многочисленным записям и отметкам в старинных рукописях и печатных книгах, дошедших до нашего времени. Эти записи ремесленников разнообразных специальностей (кожевники, серебряники, сапожники и т.д.) наглядно говорят об интересе читателей — слобожан допетровской Москвы к самым различным произведениям как церковного, так и светского содержания.
Таким образом, на основании приведенных выше различных известий и вполне достоверных цифровых данных можно с уверенностью сказать, что сообщения некоторых западноевропейских авторов XVI—XVII веков, рисовавших состояние старорусского просвещения мрачными красками, а порой и вовсе отрицавших его наличие, не соответствуют действительности.
Об уровне просвещения любой страны лучшим свидетельством являлось развитие сети школ и в особенности начальных.
Предыдущая | Оглавление | Следующая