Учителем слободской школы, содержавшейся на средства прихода, обычно был кто-нибудь из причта, в большинстве случаев дьячок. С течением времени звание дьячка настолько слилось в понятии народа с учительством, что даже крутые меры со стороны правительства долго не могли подорвать доверия к «дьячковским» школам. Даже жены заштатных священников и дьячков занимались обучением грамоте, правда, преподавая только девочкам. Впрочем, бывали преподаватели и из лиц светских профессий. В круг их входили и люди, зарабатывавшие себе хлеб тем, что писали «книжицы малые, иже (которые) в научении бывают малым детям».
По стародавнему обычаю, ребенка начинали учить грамоте в семилетнем возрасте. Наряду с этим имеются известия, что в XVII веке в приходских (они же слободские) школах нередко учились подростки 15—16 лет. Отец с отдаваемым в науку мальчиком шел к «мастеру», как называли тогда учителя, уговаривался с ним, учиняя так называемую ученическую запись. В ней точно обозначалось, чему «мастер» должен выучить ребенка, за какую плату, в каком виде он должен получать эту плату. После этого ударяли по рукам, и новый ученик поступал в распоряжение учителя. Поклонившись в ноги учителю, он получал букварь, садился на указанное ему место за общим столом и начинал дело «книжного научения». Число учеников в школах колебалось от пяти до тридцати. Помимо договора, существовал еще школьный обычай, дающий нам представление о материальном положении тогдашнего ученого сословия, то есть школьных преподавателей,— это был обычай кормить учителя. Из азбуковников видно, что иногда учителя нуждались в самом необходимом, и ученики должны были по праздникам приносить своему наставнику съестные припасы. Вот как говорит по этому поводу виршами сам наставник:
Честь достойную учителю воздавайте
И от домов своих брашна (пищу) и питие ему приношайте…
Принимая во внимание то обстоятельство, что тогда не существовали еще низшие учебные заведения, устроенные на государственный счет, подобный обычай, освященный временем, вполне понятен. Праздничные приношения были добровольные, кто что мог, как это видно из образцовых писем, помещенных в азбуковниках, с обращением учителя за помощью к родителям своих учеников.
Из предисловий азбуковников, поучительных рассуждений, обращенных и к учителю и к учащимся, содержания иллюстраций букварей и некоторых других источников можно узнать различные подробности учебы допетровского времени.
Обучение (по букварю) начиналось с алфавита, чтения по складам, писания отдельных букв и т.д. Усвоив начатки арифметики, ученик (умея уже достаточно бегло читать) переходил к изучению часослова и псалтыря. (Это был очень важный момент в школьной жизни мальчика, как бы переход в старшее отделение, сопровождавшийся подношением учителю горшка с кашей и гривны денег в бумажке, положенной сверху.)
Все преподавание сопровождалось различными воспитательно-образовательными поучениями. Учитель вызывал учеников по очереди; вызванный кланялся «мастеру» в ноги и затем стоя «сказывал» свой урок. Если учитель был недоволен ответом, то приказывал «сказывать» урок, стоя на коленях, а нередко прибегал и к «лозе» (розге). В школах преподавалось и нотное пение.
Азбуку, как основу знания, проходили «неспешно», постоянно повторяя зады; при этом учитель сообщал различные известия об изобретении алфавита у разных народов с оговоркой, что подобные известия не являются все-таки достаточно достоверными.
Чтением учебного псалтыря, собственно говоря, заканчивался курс школьного образования. Ученье продолжалось обычно года три (чтение, письмо, пение). Но в не которых школах XVII века шли дальше и доходили до грамматики. Об арифметике в азбуковниках сообщалось, что ее изобрел греческий мудрец Пифагор, что она, имея прямую связь с геометрией и астрономией, «исчисляет широту земли и высоту небес, измеряет пучины морские, указывает верный и безопасный путь кораблям и устанавливает всему правильную меру». Что касается астрономии, то объектами ее изучения были солнце, луна, планеты и звезды.
Само собой разумеется, что о подобных дисциплинах ученикам давалось лишь самое общее представление. Но все же знания, полученные в школе, заметно расширяли умственный кругозор и приохочивали к самостоятельному чтению.
Во всех азбуковниках имелись пространные замечания относительно школьных правил. Здесь к месту будет заметить, что в допетровской Руси правительство в указах и законоположениях не касалось начального образования, народ сам вырабатывал правила для своих начальных школ. В этом отношении азбуковники дают богатый материал, во многих подробностях восстанавливающий быт русской школы XVI—XVII веков.
Школьные занятия распределялись по дням недели и числам месяца, исключая праздники, что, между прочим, помогало учащимся на практике знакомиться с календарем и летосчислением. Вставали школьники рано, зачастую, по распоряжению учителя, со светом. Умывшись, они спешили в «храм учителев», так как: «Аще кто хочет много знати, тому подобает мало спати». В школе учащиеся рассаживались по скамьям так, чтобы «теснотою друг к другу не согнетатиси». Сидеть должно было «благочинно» и вести себя скромно: не пересмеиваться, не подталкивать друг друга и т.д. Чтение и письмо сопровождались различными назидательными наставлениями дидаскала (как иногда по-гречески называли себя некоторые учителя), которые надо было внимательно слушать и запоминать.
Эти сентенции, почерпнутые из азбуковников, зачастую высказывались от лица Мудрости (София, или Словесница). Постепенно развивая взгляд учащихся на предстоящее им учение, они помогали им понять смысл и важность науки вообще, подчеркивая при этом, что наука — это общее достояние, что знание необходимо одинаково для всех: «Богатые пред убогими (бедными) в школе ничем не могут быть выше, как только1 наукою…» вещает Мудрость почти во всех азбуковниках; вместе с этим она сурово осуждала неучей.
Выше уже говорилось, что порой строгий дидаскал, серьезно недовольный учеником, прибегал к помощи «лозы». В те времена «лоза» почиталась необходимым и неизбежным средством воздействия в целях успешного хода школьного преподавания и вообще воспитания. По поводу этого в одном из азбуковников говорится так:
Розга ум вострит, память возбуждает
И волю злую к благу прилагает…
Однако на основании подобных сентенций нельзя еще заключить, будто в русской старинной школе над всем всевластно царила «лоза» и что в старорусском школьном обучении преобладали жестокость и неумеренно суровое обращение с учащимися. Не подлежит сомнению, что упоминание о пресловутой «лозе» и рисунок (гравюра из бурцевского учебника), изображающий процесс наказания ею, в значительной мере были «риторическим», словесным устрашением, которое, конечно, далеко не всегда и не в полной мере приводилось в исполнение. Вообще можно полагать, что каждый «списатель» (составитель) учебника по поводу наказания высказывался так, как находил это нужным.
К тому же, как читаем в одном учебном сборнике второй половины XVII века, учителям рекомендовалось: «Наказывай не только мирски, но и выше мирского», то есть не по внешнему только соответствию проступка с наказанием, но и по нравственной мерке. Таким образом, отрицательная сторона старорусского школьного наказания «лозой» смягчалась до известной степени отсутствием холодного формального отношения к провинившемуся школьнику. Надлежит также помнить, что восторженные дифирамбы розге печатались в немецких и польских учебных азбуках даже во второй половине XVIII века (А.И. Соболевский полагал, что похвальные стихи «лозе» были перенесены в наши азбуковники через Украину из польских азбук).
Наряду с розгами, как сообщают азбуковники, применялись и другие виды наказания, например:
Егда кто урока данного не изучит,
Таковый из школы свободного отпуска не получит…
Аналогичное наказание налагалось и за небрежное отношение к учебным пособиям, ибо школьные правила требовали:
Честно книги всегда принимай
И на уготованное место благоискусно полагай…
Книги, одинаково «письменные» (рукописные тетради) и печатные, ценились тогда очень высоко, и потому строго запрещалось перегибать их, класть текстом вниз, оставлять их незакрытыми, перелистывать без надобности, портить отметками, оставлять в них перья и указки и т.п.
О бережном обращении с книгами свидетельствуют, помимо азбуковников, и другие известия. Так, в порядной записи XVII века один пономарь (младший дьячок) дал обязательство, что он, состоя при церкви, будет «о всем радеть и смотреть накрепко и книг беречи и малым ребятам в кои дни придется по книгам говорить и ему Архипу над ними (ребятами) смотреть и приказывать накрепко, чтоб они, говоря по книгам, книги берегли, не драли и воском слов не закапывали и по домам без спросу и без ведома никто не брал, и ему Архипу к себе в дом для научения своих детей грамоте церковных книг не имать».
Предыдущая | Оглавление | Следующая