За время событий, имевших место после смерти Бориса Годунова (1605 г.) и до избрания на царство Михаила Романова (1613 г.), народ выбирал и свергал царей, освобождал родину от интервентов, протестовал против социальной неправды; народ понял, что он обладает огромной силой и что правительство должно считаться с его справедливыми требованиями. Государство нуждалось в целом ряде важных реформ, а между тем правительственная политика меньше всего могла изжить внутренние противоречия, порожденные всей системой феодально-крепостнического строя. Эти противоречия в первой половине XVII века приобретали все большую остроту, что полностью относится к московскому посаду и его слободам.
Выше уже говорилось о тех тяготах, которые лежали на тяглецах московских слобод. Список этот можно значительно увеличить, указав на то, что «черные» слобожане должны были платить деньги на выкуп пленных (причем с посадского двора взимали 8 денег, а со служилого двора — только 2 деньги); затем они платили стрелецкие деньги, ямские деньги, прорубные деньги — за позволение зимой «в прорубях воду брать, белье мыть и полоскать, скот поить»; тяглых людей часто привлекали к строительству и починке городовых стен, наводке мостов и пр. Кроме таких постоянных сборов и повинностей, бывали еще экстренные (вызванные, например, войной), когда, глядя по нуждам государевой казны, со слобожан взимали двадцатую, десятую и даже пятую деньгу с их «животов и промыслов».
Тяжесть повинностей еще больше усиливалась при раскладке и сборе налогов, потому что выборные из «пожиточных» людей умели «перекидывать» налоги на плечи малоимущих тяглецов. Таким образом, мелкий торговец и ремесленник были объектом двойной эксплуатации — со стороны феодального государства и со стороны привилегированной купеческой верхушки и «лучших» посадских людей. В связи с этим многие стремились тогда выйти из тягла путем поселения на «обеленной» земле монастырей, в непосредственной близости от посада, подчас даже сохраняя свои прежние земельные участки; другие отдавались под покровительство крупных феодалов-вотчинников, становясь их «закладчиками»; наконец, третьи «обеляли» свои земельные участки, передавая их богатым владельцам. Слобода, как платежная община, «пустела», классовый антагонизм, в особенности в Москве, с ее огромным, пестрым населением, неуклонно возрастал.
Сказанное о московском посаде относится также и к другим посадам. Этим объясняются обострение к середине XVII века классовой борьбы в городах Русского государства и начавшиеся в посадах выступления ремесленников, мелких торговцев и плебейских элементов, а в некоторых случаях и стрельцов, достаточно связанных с посадским людом. Следует заметить, что Алексей Михайлович (1645—1676 гг.) получил в наследство от своего отца весьма расстроенную финансовую систему, чему немало способствовала неудачная война с Польшей (1632— 1634 гг.). А между тем правительство царя Алексея в первые же годы его правления выступило с далеко идущими планами, следствием которых было, между прочим, переустройство армии, комплектование новых стрелецких и регулярного строя полков, вызов из-за границы военных специалистов, закупка оружия и военного снаряжения. Изыскивая средства для подобных расходов, правительство, чтобы не затронуть интересов господствующих классов, усилило косвенные обложения.
Во главе правительства стоял тогда боярин Б.И. Морозов, воспитатель и свояк молодого царя Алексея. Крупнейший землевладелец Морозов, в политике действовавший как представитель феодального класса, вообще был нелюбим московским населением, особенно его низами. Вместе с тем он восстановил против себя и московских торговых людей, оказав решительное противодействие их челобитной, в которой они, ссылаясь на свое разорение, просили не пускать торговых иноземцев дальше Архангельска. Совместно с Морозовым действовали новые приказные дельцы: окольничий П. Траханиотов (шурин Морозова), начальник Пушкарского приказа, и Леонтий Плещеев, судья Земского приказа; с ними тесно был связан Назарий Чистой (из ярославских гостей), с 1647 года думный дьяк Посольского приказа, ненавидимый городскими низами за алчность.
В 1646 году был введен новый соляной налог (2 гривны с пуда соли), который должен был заменить наиболее тяжелые прямые налоги — стрелецкие и ямские деньги. Оправдывая соляной налог, фактически удвоивший стоимость соли, царский указ подчеркивал его уравнительность: «…та соляная пошлина всем будет равна (утверждал указ), и в избылых (то есть уклонившихся. — В.С.) никто не будет, и лишнего платить не станет, а платить всякий станет без правежу собою; а стрелецкие и ямские деньги собирают неравно, иным тяжело, а иным легко, и платят за правежом с большими убытки, а иные и не платят… а живут всегда везде в избыли».
На самом же деле новый налог, сбор с которого был сосредоточен в Приказе Большой казны у Б.И. Морозова, всей тяжестью лег на низшие слои населения, причем льготы стрельцов, пушкарей и казенных ремесленников на этот раз были отменены. В то время как людям «пожиточным» приходилось теперь вынуть из мошны, по существу, несколько лишних грошей,— простым людям грозил голод. Дело в том, что беднейшее население кормилось преимущественно привозной рыбой, которую массами вылавливали летом и солили дешевой солью на местах ловли (Волга, Ока и другие реки). С неимоверным вздорожанием этого продукта солить рыбу впрок стало невыгодным. Рыба портилась, и ее подвоз в Москву резко сократился. Одно это обстоятельство дает уже достаточное представление о том, во что обходился новый налог людям малоимущим. К тому же налог не дал правительству желаемого результата: потребление соли упало, а вместе с тем развилась контрабандная торговля ею. Население угрожающе волновалось. По этой причине в декабре 1647 года соляной налог пришлось отменить, что не разрядило, однако, напряженности обстановки. Летом 1648 года в Москве произошел так называемый соляной бунт.
После прекращения восстания «бунташное засилье» продолжалось в течение нескольких месяцев, и правительство не решилось выступить с открытым обвинением кого-либо и назначить следствие. Оно предпочло одних задобрить (водкой, денежными подачками), других, являвшихся в глазах правительства наиболее опасными, тайком казнить или сослать. Недостаток в настоящем случае актового материала до известной степени восполняется другими документальными памятниками в виде воспоминаний и описаний восстания современниками.
К числу таких русских памятников относится несколько кратких летописных записей. Так, в «Новом летописце» сообщается, что 3 июня 1648 года «приходили посадские и всякие черные люди скопом на дворец с великим невежеством». Под всякими «черными людьми» летопись, очевидно, разумела холопов и крестьян, так называемую челядь, проживавшую на дворах своих богатых владельцев. Это подтверждается, между прочим, и донесением шведского дипломатического представителя в Москве Поммеренинга, писавшего о брожении среди холопов и предъявлении ими своих требований во время восстания. «Летопись о многих мятежах» сообщает, что в июне 1648 года в Москве «бысть волнение, и восташа чернь на бояр; к ним же присташа и служилые люди». Это были стрельцы, получавшие царское жалованье, и потому правительству очень скоро удалось отвлечь основную массу их от участия в восстании и даже использовать для борьбы с восставшими. Кроме стрельцов, к посадскому движению отчасти примкнули ратные люди полков нового строя и, наконец, городовое дворянство, требования которого против крупных светских и церковных феодалов до некоторой степени совпали с требованием посадских людей. Впрочем, это, по терминологии того времени, «единачество» посадских и дворянства достаточно быстро прекратилось, так как дворянство, добиваясь частичной конфискации церковных земель и расширения своих феодальных прав над сельским населением, выступало не как особый «средний класс», а как прослойка класса феодалов-крепостников. Таким образом, в конечном счете основной движущей силой восстания 1648 года было тяглое население Москвы.
Вооруженные крестьяне. С гравюры середины XVII века
Предыдущая | Оглавление | Следующая